Наваждение (Чайлд, Престон) - страница 50

— Разумеется. Вы уж простите, диорама не в порядке — я тут прибирался.

Куратор помертвел, вспомнив, что оставил пылесос на коленях Одюбона, а метелку сунул ему под мышку — словно какой-то шутник затеял сделать из великого человека уборщицу.

— А помните, — спросил Пендергаст, — выставку, которую устроили пятнадцать лет назад и для которой мы вам одолжили первое издание «Птиц Америки»?

— Конечно.

— Получился настоящий праздник.

— Да. — Типтон отлично помнил, какой ужас и потрясение он испытал при виде толп, бродящих по экспозиции с полными бокалами вина. Стоял прекрасный зимний вечер, светила полная луна, а он так измотался, что почти ничего не замечал. Первая специализированная выставка, которую он устроил, стала и последней.

Пендергаст расхаживал по залам музея, разглядывал в застекленных шкафах рисунки, гравюры и чучела птиц, вещи Одюбона, письма, наброски. Куратор ходил следом.

— Между прочим, я познакомился со своей женой именно здесь, на том самом открытии.

— Да что вы, мистер Пендергаст, а я и не знал, — скованно сказал Типтон. Пендергаст казался ему каким-то странно возбужденным.

— Хелен, моя жена, интересовалась Одюбоном.

— Да-да, припоминаю.

— А она… потом приходила в музей?

— О да. И раньше, и потом.

— Раньше?! — резко спросил Пендергаст.

Типтон смешался.

— Ну… да. Она то и дело приходила, занималась какими-то исследованиями.

— Исследованиями, — задумчиво сказал Пендергаст. — И задолго до того, как мы познакомились?

— Месяцев за шесть до той выставки, не меньше. Может, и больше. Очаровательная женщина. Я был так потрясен, узнав…

— Несомненно! — взволнованно перебил Пендергаст, но тут же успокоился и взял себя в руки.

«Странный он какой-то, — подумал Типтон, — в точности как и прочие Пендергасты».

Людей эксцентричных в Новом Орлеане хватает, город ими славится, но тут было что-то другое.

— Я мало знаю об Одюбоне, — продолжал Пендергаст. — Никогда толком не вникал в исследования Хелен. А вам про них известно?

— Немного, — ответил Типтон. — Ее привлекал период, когда Одюбон жил тут с Люси, в тысяча восемьсот двадцать первом.

Пендергаст остановился перед шкафом с затененными стеклами.

— Ее интересовало что-то конкретное? Она, кажется, собиралась писать статью или книгу?

— Вам лучше знать, но она, помнится, не раз спрашивала у меня про «Черную рамку».

— А что это?

— Ну как же, знаменитая утерянная картина, которую Одюбон написал в лечебнице.

— Простите, но мои знания об Одюбоне весьма скудны. Что это за утерянная картина?

— В ранней молодости Одюбон серьезно заболел. Пока выздоравливал, писал картину. Картина необычная, его первое выдающееся произведение. Потом она пропала. Любопытно, что никто из видевших ее, не упоминает, что именно на ней нарисовано, но все утверждают, что изображение — совершенно как живое и вставлено в необычную черную рамку. Жаль, но сюжета картины история, похоже, так и не узнает. — Оказавшись на знакомой почве, Типтон слегка успокоился.