— Скорее ты на войне окочуришься от пули, — справедливо заметил Ивантеев. — Радуйся, что жив-здоров. Сколько полк на последней операции потерял людей? А наш призыв возьми. Жорка без ноги, Юрик Бахтин — слепой, Колька-Мерседес подорвался на фугасе. Вообще ничего от него не собрали. Дряни всякой напихали в цинковый гроб, запаяли и домой отправили. А что делать было? Я подсчитал как-то: из нас, нашего призыва, из ста шестидесяти трех человек девять убито, четырнадцать — калеки, сорок два ранены были. Я уже контуженых и всех тех, кто желтухами, тифами и прочей гадостью переболел, не считаю. Думаешь, инвалидом жить хорошо? Кому Юрик сейчас нужен? Он письмо прислал. Фиг разберешь. Буквы перекореженные — писал через какую-то картонку. Хреново, говорит, мужики. Блуждаю по дому, на углы натыкаюсь, никуда не выйти. С отчимом несколько раз дрался. Тот пьяный приходит — и на мать с кулаками. Юрик — защищать. Особо не помахаешься, когда ничего не видишь! — Ивантеев сплюнул. — Юрик просил Баклана к нему после дембеля заехать — помочь с отчимом разобраться. Но, говорит, я его, наверное, еще раньше прибью. Издевается он над Юриком, падла. Веревки в доме исподтишка вяжет, а Юрец через них падает. А ты говоришь! Я вот тоже на сопровождение колонн рвался. Лучше, думал, ездить, чем на одном месте сидеть. Время так быстрее летит. А как под Кабулом нашу колонну сожгли и мне ногу прострелили — никуда не хочу. Из госпиталя вышел — сюда посадили. Я сижу и не рыпаюсь. И ранение вроде не тяжелое, а ведь болит, собака. Иногда как схватит, так слезы из глаз. Не хочу, а они льются и льются, — Ивантеев скривился и закончил: — Так что, братан, сиди и не дергайся. Дома нахаваешься арбузов и ананасов…
— Декабрь будет. Какие фрукты? Сдать бы что-нибудь и нажраться всего досыта, — размечтался вслух Гришин. — Ведь на третьем посту проход в минном поле есть?
— Есть, — подтвердил Ивантеев. — Туда по ночам афганцы приходят, мужики с поста им товар сдают. Пайсу делают хорошую. А то! Сгущенку, тушенку, муку, рис — все, что тащат им со склада или столовой, то они и продают. А потом делятся с теми, кто им все это приносил.
— Мне и сдать нечего. Что у нас сопрешь? Противогазы?
— Кто на что учился, — ухмыльнулся Ивантеев.
Гришин вяло пожал ему руку и побрел в казарму. Настроение было окончательно испорчено, и продолжать разговор не хотелось.
И в расположении, лежа на кровати, думал солдат об арбузах. Ну не смешно ли? Вокруг фруктов полным-полно, продаются они по дешевке, кто-то ими обжирается, а они — весь полк — только слюну глотают.