Сергей спрашивал только для проформы, нисколько не сомневаясь, что старший по званию лишь согласно кивнет головой. А как же иначе? Ведь все они здесь, на чужой и враждебной земле, — товарищи по оружию. По крайней мере, об этом так часто распинается начальник политотдела во время затяжных офицерских собраний. Да и случаев таких, чтобы отказывались подвезти, лейтенант не помнит. Всегда — пожалуйста.
Холеный полковник презрительно взглянул на выгоревшую грязную форму Сергея, а затем наигранно лениво спросил, точно сплюнул:
— Откуда, лейтенант?
— Джелалабад, шестьдесят шестая отдельная мотострелковая бригада, — продолжал по инерции улыбаться Сергей.
— Что, лейтенант, в Джелалабаде не принято представляться, когда видишь незнакомого офицера, тем более старшего офицера? — начал полковник вкрадчиво, а затем, видимо, не в силах больше сдерживаться, заорал: — Как стоишь, лейтенант? Смирно!! Это что за внешний вид? Да ты не офицер, а солдат из дисбата! Я сказал «Смирно»!! Мой водитель опрятней в тысячу раз! Тебе коров гонять, а не в армии служить! В глаза смотреть, лейтенант!! Распустились там все! Но ничего, мы найдем на вас управу! Смирно!! Приведем в подобающий вид! — все больше распалялся полковник, подпрыгивая на сиденье, и свежее незагорелое лицо его покрывалось частыми красными пятнами.
Остолбеневший Сергей попытался оправдаться, но — бесполезно.
— Смирно! — орал полковник, продолжая подпрыгивать, и махал перед носом лейтенанта мягким поролоновым кулачком. — Молчать! Устав забыл? Я сделаю из тебя человека! Фамилия?!
— Климов.
— Я сделаю из тебя офицера, Климов! Все дела брошу, но сделаю…
Затем полковник внезапно запнулся, осекся и взглянул на диковинные иностранные часы. Помолчал, подумал, демонстративно отвернувшись от Сергея, и прокричал напоследок:
— Доложишь комбригу, что полковником Швыревым из группы генерала Пельменникова на тебя был наложен арест. Смирно! Объявляю пять суток! За разгильдяйский внешний вид, а также за грубость и дерзость, проявленные при разговоре со старшим начальником. Проверю!
— Есть пять суток ареста, — козырнул лейтенант, нисколько не сомневаясь, что этот и в самом деле проверит.
С силой хлопнула дверца, и машина умчалась, швырнув напоследок в лейтенанта мелкие камешки.
Сергей закурил, пальцы его слегка дрожали. Офицеру было обидно так, как бывает обидно только ребенку, которого внезапно и абсолютно ни за что выругали, поставив затем надолго в угол. А он стоит там, уткнувшись в стенку, и не может понять, почему он здесь оказался, за какие такие прегрешения.