Сарториус скрестил руки на груди, поднял подбородок и возмущенно фыркнул:
- Это всего лишь мнение доктора Снаута, не более. Доктор Снаут вообще в последнее время... - Сарториус неопределенно повел рукой. - А работы здесь хватит надолго, очень надолго, и не только для нас с вами.
Я понимал, что собираюсь сейчас сказать то, чего не следует говорить.
Но я не мог простить Сарториусу его поведения во время того, первого, эксперимента с электроэнцефалографом, когда он смотрел на Хари, как на пустое место, и она, съежившаяся, несчастная, сидела на маленькой скамеечке у стены и притворялась, что читает книгу.
- Доктор Сарториус, - медленно сказал я, - а что если в ходе наших дальнейших экспериментов к вам вернется ваш "гость"? Вы хотели бы возвращения вашего "гостя"?
Сарториус заметно побледнел и судорожно втянул воздух приоткрытым ртом. Бледными стали даже его всегда синеватые губы. Он шагнул к моему креслу и мне на мгновение показалось, что он собирается меня ударить. Но он тут же остановился и прошипел, сверля меня ледяным взглядом:
- Это не ваше дело, коллега Кельвин. Но я все-таки скажу вам: если этого требуют интересы исследований, я готов на все. На все! Тот, кто считает иначе, не имеет права называться ученым. Я был о вас гораздо лучшего мнения, доктор Кельвин!
Он повернулся и ушел в угол, к своим аппаратам. Сел там спиной ко мне и принялся листать какие-то бумаги.
- Простите, доктор Сарториус, я не хотел вас обидеть, - ощущая нечто, похожее на раскаяние, сказал я.
Он, разумеется, ничего не ответил.
В лаборатории делать мне больше было нечего... мне вообще было больше нечего делать на Станции - кроме того, чтобы продолжать эксперимент.
Я должен был вернуть Хари - но как? На электроэнцефалограф уповать больше не приходилось, тут я был полностью на стороне Сарториуса: не следовало надеяться на повторение пройденного. Требовалось что-то другое...
Пройдя по коридорам Станции, я остановился возле своей двери. И понял, что мне не хочется идти к себе, не хочется вновь замыкаться в своих воспоминаниях, мыслях, сомнениях и неоправданных надеждах. Что изменится от того, что я опять буду сидеть в своей кабине и бездумно смотреть в окно, на тяжелые волны, колышущиеся далеко внизу, под Станцией?.. Господи, если бы я был на его месте!.. Ну что ему стоит, этому вселенскому йогу, сделать так, чтобы вновь воплотились те дни!
Кресло в красном свете взошедшего солнца, и в кресле...
Я резко повернулся, сделал несколько шагов и постучал в дверь с табличкой "Д-р Снаут". Я просто не мог оставаться в одиночестве.