Справа от него пристроились еще два маленьких обшарпанных домика, к которым от шоссе вела узкая грунтовая дорога. Даже отсюда было видно, что черепица по углам крыши то ли провалилась, то ли снята, и на ее месте темнели дыры.
В целом от всей фермы веяло крайним запустением, и чувствовалось, что ни люди, ни коровы здесь давно не обитают. «Издержки переходного периода, — подумал Барс. — Ферма есть, а владельцев уже нет».
В принципе расчет Барса оправдался, и он появился у фермы за сорок минут до встречи, надеясь опередить Орла. Но идти напрямую через луг было рискованно. На всякий случай Барс вернулся назад, обошел ферму со стороны перелеска и вышел к маленьким домикам.
Оттуда он увидел, что с тыльной стороны коровника есть небольшая дверь. Полуоторванная створка, по всей видимости, висела на одной петле, и даже было видно, как она слегка покачивается. Это немного насторожило: похоже было, что ею недавно пользовались.
Но выхода не было. В несколько прыжков Барс добрался до дверцы, приоткрыл ее и, едва войдя, плашмя упал на пол. Было тихо. Барс поднялся и огляделся: проникавшие в маленькие окошки солнечные лучи выхватывали длинный коридор, заброшенные стойла и полусгнившие перегородки между ними. Бетонный пол был устлан старой соломой, поэтому шаги были не слышны. Осторожно прокравшись вдоль стены, Барс заметил еще одну дверь. Она была распахнута настежь и вела, скорее всего, в подсобное помещение. Подойдя поближе, Барс на долю секунды заглянул внутрь и тут же отпрыгнул. Пуля пробила штукатурку и застряла в стене прямо напротив головы.
* * *
Перед тем как Алекс должен был вылететь в Будапешт, Костик на свое имя забронировал номер в гостинице «Москва», в котором помощник Бурта скрылся после перестрелки и где, как планировалось, он должен был встречаться с нужными людьми.
В Костике Алекс был уверен. Это был его человек. Его и только его. Но поразмыслив, он забронировал себе дополнительно бунгало на берегу маленького озера, расположенного неподалеку от города. О нем не знал никто, кроме одного человека, без которого вся операция была бы немыслима.
Предположить, что Алекс был подозрителен и расчетлив, — ничего не сказать. Сам он думал, что эти его качества — от природы. Так оно, в общем, и было. Но профессия их удвоила, даже утроила. Иногда Алекс думал, что и в разведку в свое время он пошел из-за врожденного умения никому не доверять, все перепроверять, держать чувства в узде и оставлять в дураках всех, кто был лишен подобных качеств.
Конечно, генерал Калягин числился его прямым начальником, но это совсем не значило, что перед Алексеем Ивановичем надо открывать душу и посвящать его во все тайные мысли, которые с годами стали появляться все чаще. Долгая жизнь за границей да еще при дворе миллиардера все дальше отодвигала в его сознании и родину, и Контору, благодаря которой он оказался за рубежом, и саму цель пребывания там. Все чаще возникал вопрос: зачем? И все чаще Алекс не мог себе на него ответить.