Августовская эйфория давно прошла, по окраинам страны разворачивались полномасштабные войны с кровью, жертвами и полнейшей безысходностью. А Москва как столица страны словно отражала в зеркале своих луж происходящее на окраинах. Впрочем, была ли страна?
В районе Патриарших прудов многие дома, уже лишенные крыш, выглядели так, будто совсем недавно испытали точечную бомбардировку. Вышибленные окна зияли черными проемами, высокие заборы ограждали горы мусора, а люди шарахались друг от друга, зная, что в городе орудуют целые банды грабителей.
— Да-а, — протянул Егор, осторожно обходя лужу, — наследство нам достается довольно страшное. Готовься.
— Готовься не готовься — ничего не изменится, — усмехнулся Толя. — Неизбежно все придется разрушать. На старой кобыле цивилизацию не догонишь.
Впервые за многие дни они нашли время прогуляться и увидеть своими глазами, как выглядит Москва. Посмотреть, как выглядит Россия, они так и не успеют.
Егор вдруг остановился и задумчиво произнес:
— А знаешь, нескоро нам удастся просто так побродить по городу.
— Это почему? — не понял Толя.
— Во-первых, будут узнавать. А во-вторых, могут и разорвать.
— Не сгущай, — не согласился Толя.
— А я этого и не делаю. Многие ли из российских реформаторов уцелели? — спросил Егор. И, не дождавшись, сам себе ответил: — То-то и оно.
— Ты мне лучше скажи, — полюбопытствовал Толя, — чем закончилась история с алмазами?
— Исчезли.
— Как? Куда?
— А так. Все исчезло, и алмазы. Но это уже не наше дело.
* * *
Бывший комиссар, а ныне пенсионер Готтлиб сидел за стеклянной витриной кафе как раз напротив отеля «Москва», попивал кофе, думал и никак не мог понять двух вещей.
Во-первых, он не мог уяснить, за что его уволили. За связь комиссара коммунистической полиции с коммунистической властью в коммунистической стране? Бред. Если бы на его место кто-то свалился из Америки, Франции или даже из космоса, он бы еще понял. Но Имре Варга! Это в голове не укладывалось.
Во-вторых, поглядывая на фасад гостиницы, Готтлиб не понимал: что это было? Что и кто? Ему так ничего и не доложили. И не объяснили. И уже не объяснят. Хотя именно из-за этого дела он стал пенсионером. Пенсионером! Смириться с тем, что его выбросили из комиссариата, как ненужную мебель, Готтлиб до сих пор так и не смог.
Покряхтывая, он выбрался из-за столика и вышел на улицу. Она светилась огнями и витринами, была наполнена голосами людей и автомобильными сиренами. Вокруг цвела жизнь. И только для него, Готтлиба, как он думал, жизнь закончилась. Еще раз оглянувшись на здание отеля, он дал себе слово никогда больше в этот район не приходить.