Ивон Роделек замолчал.
— Вы нам дали понять,— сказал председатель Легри, — что семья Вотье совсем не занималась сыном?
— Я далек от этой мысли, господин председатель. Я пришел сюда не для того, чтобы судить других, а чтобы помочь ближнему.
— Как прошло первое путешествие с вашим новым учеником? — спросил председатель.
— Лучше, чем я предполагал. Соланж — мать ей разрешила провожать нас на Аустерлицкий вокзал — захватила с собой Фланелль, которую Жак гладил всю дорогу, пока мы ехали. Вечером мы прибыли в Санак, я велел там приготовить для ребенка комнату, сообщавшуюся с моей. Нельзя было и думать, чтобы поместить его в общей спальне с глухонемыми или слепыми.
— Были ли среди трехсот ваших воспитанников, — спросил председатель,— еще слепоглухонемые от рождения, кроме Жака Вотье?
— Нет. Его предшественник, мой восемнадцатый ученик с такими же недостатками, прошедший курс обучения, уехал за полгода перед этим. Он устроился учеником столяра — мне удалось подыскать для него это место. Впрочем, для быстрого развития лучше, чтобы он был один. Я хотел, так же как и с предыдущими восемнадцатью учениками, лично заниматься с Жаком, опыт у меня был уже большой. Начать я решил прямо со следующего утра, сразу после сна.
— Считаю необходимым, — заявил генеральный адвокат Бертье,— чтобы свидетель рассказал суду о методе воспитания, с помощью которого бесчувственный звереныш, каким был десятилетний Жак Вотье, превратился в нормального интеллектуально развитого человека. Господа присяжные могут составить себе подлинное представление о его личности, скрывающейся за обманчивой внешностью.
— Суд разделяет точку зрения господина генерального адвоката. Слушаем вас, мсье Роделек.
— Ту первую ночь, когда Жак мирно спал под крышей нашего института, я провел в молитве и размышлениях о той тяжкой борьбе, которая предстояла мне начиная с завтрашнего утра. Я молил о помощи Богоматерь. Она всегда приходит к нам, бретонцам, на помощь в трудных делах. Она меня и просветила.
Я еще не знал, какой мне выбрать метод для воспитания звереныша. Действительно ли Жак был умен, как утверждала добросердечная, милая Соланж? Или это был ребенок обычный, средних способностей? Проявится ли этот дремлющий ум в активном желании вырваться из мрака, или он будет только пассивно регистрировать поступающие извне сигналы? Узнать это было можно только одним способом: обратиться к тем нескольким предметам, которые добрая девочка использовала как единственное средство общения между нею и Жаком. Тут могли помочь кукла, ложка, тарелка, стакан... Нужно было идти почти на ощупь от известного к неизвестному. Я знал, что любой ребенок задолго до того, как он познакомится с алфавитом и элементами грамматики, способен уловить общий смысл фразы, которую он еще не может ни произнести, ни проанализировать. В этом ему помогает привычка слушать и наблюдать за лицом говорящего, а еще, может быть, необъяснимая интуиция, которая рождается в нем вместе с первым криком.