…Только я и пьяной себе уже давно не верю.
— Свободная ты, Аня. И счастливая, — вздохнула Рада.
— Дайте счастливому деньги, — попыталась напеть я.
— Тебя этим не исправишь, — сказала Рада.
— Или не испортишь, — гордо уточнила я.
— Приезжаешь раз в год на арбуз, только душу бередишь, — усмехнулась хозяйка.
— Я больше не буду.
— Да езди, чего там. Весело с тобой. Я тебе в зале постелю.
— Подожди, — я дернула Раду за руку. — Спой мне, я совсем растратиться хочу.
— Купчиха, да? — засмеялась Рада и вышла из кухни, вернувшись с гитарой, села напротив меня, опустила глаза и надрывно, но тихо запела:
Любил я очи голубые,
Теперь люблю я черные.
Те были милые такие,
А эти непокорные…
Мои очи были черные-непокорные, но Кирилл обнимал Галю, потому что «что-то осталось» в нем от нее, а я обнимала рюмку, потому что даже в неприличном богатстве Гале понадобился кусок моей нищеты. Мне не надо было уходить, пить и ночевать у Рады. Когда-то Пасха рассказал мне о Шамбале. Это было единственное место, которое стоило искать. Пасха уже давно ищет Шамбалу. Я не могла стать для него важнее этого поиска. Где-то дома у меня валялся большой рюкзак. Для длинного пути. Из которого возвращаются не все. Но это, по крайней мере, не цветочки паровозиком нюхать. Пьянству — бой. Я заснула прямо за столом, неумело разбросав вокруг глупые мысли…
Утром Рада вызвала такси. И мы всплакнули похмельными слезами на пороге ее дома.
— Приезжай, купчиха, — сказала она и звонко поцеловала меня в губы.
— Когда снова начнется зимняя арбузная диета, — пообещала я.
Мама всегда говорила мне, что, когда выпадет снег, у меня все будет хорошо. Я жду снега, как все ждут «хорошо». Я хотела к маме и папе, но такси — не поезд, а я — не девочка. Мы давно потерялись в постпионерской политике. И нет повода их волновать по пустякам, тем более что сегодня пошел снег, обозначая мне дорогу к счастью…
— Тема сегодняшней лекции — «Седьмой конгресс Коминтерна. Проблема народного фронта в борьбе с фашизмом». — А в голове легкость до тупости, а в глазах влажность до слезности, а в ушах — звон-н-н. Я вдруг забыла все движения, которые надо делать языком, чтобы произносить слова. И все аргументы лекции по привычке переместились за окно, а снежинки однообразно и скучно падали на землю. У меня не осталось воли и не к чему было прикладывать усилия.
Тишина, созданная мною, стала в конце концов угнетающе-зловещей. Ее эффект был настолько сильным, что Наина Алексеевна вынырнула из подсобки и спросила:
— Что происходит?
— Осознание темы, — ответила я, потому что в результате свободного падения тела у меня наконец открылась запасная душа.