Не хитри, милый! — раздался голос Джулии, — наш сын весь в тебя: его невозможно обмануть…
A–а, сговорились? Двое на одного? Вот я сейчас вас…
Сделав страшную гримасу, Бешеный распахнул объятия и бросился на Джулию, стоящую у самой кромки воды. Она не успела увернуться, и он повалил ее. Оба упали в воду, и мириады брызг, будто маленькие бриллианты, засверкали в солнечных лучах.
На помощь, Савушка! — выкрикнула Джулия, делая вид, что хочет вырваться из объятий любимого.
Сейчас, мамочка, сейчас! — отозвался тот и устремился к барахтающимся в воде родителям.
Он подскочил и схватил отца за плечо:
Проснись, папка! Проснись! — тормошил мальчуган.
Да не сплю я! — удивленно ответил Бешеный…
Да проснитесь наконец! — услышал Савелий голос, вовсе не похожий на голос сына.
Кто‑то упорно и бесцеремонно тряс его за плечо. Хорошо еще, что, открыв глаза, он в тропической тьме узнал Широши, а то не миновать бы посягнувшему на такой чудесный сон крепкого профессионального удара.
Просыпайтесь, Савелий Кузьмич, просыпайтесь! — бормотал Широши, — произошло нечто ужасное…
Напали на остров? — мгновенно среагировал уже очнувшийся от сна Бешеный.
Хуже, много хуже! — продолжал бормотать каким‑то не своим голосом Широши.
Савелий встал, зажег свет, предложил Широши стул, сам присел на краешек кровати:
Что случилось? — спросил он: тревога Широши со всей полнотой передалась и ему.
В Москве чеченские террористы захватили в заложники зрителей популярного мюзикла «Норд–Ост» в концертном зале на Дубровке, — каким‑то безжизненным тоном сообщил Широши…
Савелий усилием воли отогнал прекрасный сон, мысленно простившись с улыбавшейся мордашкой Савушки и грустными глазами Джулии, более всего досадуя, что ему никогда не узнать, чем же должен был закончиться этот удивительный сон…
Когда это случилось?
Час назад… Мне немедленно сообщили. — Широши поднял на Бешеного страдающий взгляд. — Это я во всем виноват, старый болван! Какой чудовищный, жалкий болван!
Савелий никогда не видел всегда спокойного, ироничного и самодовольного Широши в таком подавленном и расстроенном состоянии. Сейчас он напоминал простого русского деревенского мужика, у которого по какому‑то глупому недосмотру сгорела изба и все остальное хозяйство. Как старая заезженная граммофонная пластинка, он уныло повторял:
Какой же я болван, безрассудный и бестолковый болван! Это я во всем виноват, только я один, болван, старый болван!
Возьмите себя в руки, Феликс Андреевич, — отрывисто, приказным тоном выпалил Савелий. — Вам не к лицу так распускаться! Возьмите себя в руки и объясните толком, что произошло и почему вы теперь «болван» и «во всем виноваты»?