Я давно простила тебя, — тихо ответила Джулия.
Спасибо! — с горячностью воскликнула Лариса и залпом опрокинула в рот остатки шампанского прямо из бутылки.
Может, не стоит? — Джулия опустила ладонь ей на плечо.
Так она уже пустая, — кивнула та на бутылку.
Я не о шампанском, а о твоем душевном обнажении.
Браво! Пять баллов, Джулечка! — зааплодировала Лариса. — Как точно ты сказала: «Душевное обнажение»! Понимаешь, подружка ты моя милая, это самое обнажение мне сейчас и нужно, как кислород всему живому! Мне необходимо высказаться, чтобы не сгрызть себя изнутри…
Девочки, извините, но мне пора, — повинуясь чувству такта, проговорил Эммануэл, встав из‑за стола.
Что, заскучала, Эммочка? — спросила Джулия.
Никак нет, — возразил он, — действительно дела…
Хорошо, я провожу.
Не стоит. Звони, если что.
Ты тоже.
Непременно. Рад был нашей встрече, мисс Лариса.
И мне приятно.
Когда Эммануэл вышел, Джулия долго смотрела в глаза Ларисы, словно решая говорить или нет. Та тоже молчала, ощутив ненужность слов в данный момент.
Знаешь, подруга, ты права: Зинуля часто пыталась предупредить меня, какая ты стерва.
Вот! — Лариса победоносно вскинула указательный палец.
Погоди! — оборвала подругу Джулия. — И всякий раз я возражала ей, говоря, какая ты заботливая и нежная подруга. И знаешь, что мне на это говорила тетка?
Что тебе нужно быть геологом, — со вздохом ответила Лариса, — потому что ты так глубоко копаешь и находишь во мне даже то, чего во мне нет и в помине.
Господи, откуда…
Зинуля сама мне и сказала. — Она вдруг весело расхохоталась, и ее смех подхватила и Джулия.
Они смеялись долго и заразительно. Это был необходимый смех, очищающий душу, соединяющий и вселяющий надежду на еще более прочные взаимоотношения. Перестав смеяться, они помолчали немного: каждый думал о своем.
Наконец Лариса задумчиво сказала:
Я действительно благодарна тебе, моя милая подруга: ты была столь терпима к моим стервозным проявлениям, ты так верила, что во мне есть и нечто хорошее, что буквально заставила и саму меня поверить в это. Клянусь, я стала другой, и преданнее меня у тебя вряд ли кто будет.
В ее голосе было столько искренности, что Джулия молча обняла ее, прижала к своей груди, и они вдруг заплакали, с надрывом, по–бабьи…
Мамочка, тетя Лариса, почему вы плачете? — раздался в дверях звонкий голос Савушки.
Что ты, деточка, мы не плачем, мы так смеемся, — возразила Лариса, широко улыбнувшись ребенку.
Ага, а почему тогда слезки на глазках? — рассудительно спросил тот.
Эти слезки, сыночек, от смеха, — пояснила Джулия. — Когда долго смеешься, могут появиться слезки.