– Ага! – сказал Аксенкин, сунув под мышку пейзаж.
– Вам ничего не кажется странным? – задумчиво спросил Арсений.
Мне пока ничего не казалось, потому что вид загораживали широкие спины наших мужчин. Аксенкин был просто толстый, что касается Арсения, то он высокий, а потому непонятно, толстый или нет. Люди такого роста вполне могут себе позволить иметь с десяток лишних килограммов в отличие от маленьких. Я уже хотела посмотреть, что там за странность за широкими мужскими спинами, но меня опередили.
Аксенкин просто сгорал от нетерпения завладеть баулом ржавых ключей и складом с белыми глиняными вазами, поэтому с победным криком ринулся в дом, не обратив внимания на странности, о которых предупреждал Арсений. Как я узнала потом, дверь была приоткрыта. И если бы в свидетелях был не сотрудник полиции, Стратонычу дорого обошлась бы любовь к искусству. Потому что буквально через минуту он выскочил из двери как ошпаренный. И лица на нем не было. А был только костюм от «Армани» за три штуки баксов, а под ним – белая рубашка тоже от кого-то. Кажется, от «Версаче». Вот лицо его как раз и стало такого же цвета, как этот «Версаче».
Арсений тут же понял: его выход. И решительной поступью двинулся в дом. За ним туда зачем-то сунулась Капка, и совершенно напрасно. Она тут же пулей вылетела из дома. Мне придется временно исключить ее из повествования, потому что потом она блевала. И блевала долго.
На этот раз за водой пошел Аксенкин. Нервы у него было крепкие, и у меня, как оказалось, тоже. Меня даже не стошнило, когда я это увидела, войдя в дом, наверное, от любопытства.
Неизвестный мужчина лежал на полу. Я сразу поняла, что он не местный. Во-первых, подпись под картинами, которые он малевал: Александр Зима. Судя по возрасту, его должны были звать Ярославом, Всеславом, Всеволодом, на худой конец Русланом. А поскольку он был Александром, то родился не в нашем городе. Да еще фамилия Зима. В нашем городе нет людей с такой фамилией, а если и есть, то они шифруются. Хотя бы потому, что зима у нас девять месяцев в году и все ее люто ненавидят. Только потом я поняла, что, возможно, это псевдоним. А по паспорту он какой-нибудь Иванов или Сидоров. А может, и того хуже. Во-вторых, он жил там, где никто из местных жить не хотел, в доме, стены которого, словно стригущий лишай, покрывала липкая плесень, крыша текла, а электричество то и дело вырубалось. Он жил здесь временно, пока на улице было тепло, потому что я не знаю человека, который не сбежал бы отсюда, едва задует холодный ветер и солнышко перестанет облизывать горячими лучами насквозь проржавевшую крышу. Только тогда здесь более или менее тепло, при солнышке. А зимой все, кранты, даже людям с такой фамилией. Он и не дожил до нее.