Красная Валькирия (Раскина, Кожемякин) - страница 56

  - Нет... - в эту минуту она не могла ответить иначе.

  Отрезвление наступило быстро - как только Лариса вырвалась из цепких объятий Федора и покинула гостиницу на Гороховой. Ей предстоял выбор - или простить Гафиза и остаться с ним, перешагнув через близость с Раскольниковым и ревность к Анне Энгельгардт, или выбрать обиду и Федора. Остаться с Федором значило выбрать революцию, с Гафизом - Поэзию. Третьего не было дано. Как всегда в решающие минуты...


  На пути к Петрограду, январь 1917 года



  Купание в ледяной воде Двины не прошло для прапорщика Гумилева даром. "Простыл, как в воду глядел", - пытался бодриться он, но с каждым днем становилось все хуже. Обострилось старое, недолеченное в Царскосельском госпитале воспаление легких, справиться с которым в полковом лазарете никак не получилось. Был бы рядом лжедворецкий лжеТадеуш, он бы, несомненно, изобрел какую-нибудь особенную настойку на основе чудодейственных ведьминских трав, порошка из черепа утопленной в крысиной крови летучей мыши и крепкого крестьянского "бимбра". Но "Тадеуша" давненько никто не видел и даже старался не поминать, а полковой врач, у которого хватало забот с ранеными, не мог придумать ничего эффективнее банок. Командир Александрийского гусарского полка полковник Коленкин решил избавить чересчур известного подчиненного от убийственной рутины окопной войны, а себя - от ответственности за него, и отправил прапорщика на излечение - правда, не в Петербург, а в поселок Окуловка Новгородской губернии. Вылечится, а заодно и на станции Николаевской железной дороги - рядом с Окуловкой - сено для корпуса закупит... Приятное надо сочетать с полезным - порадеть о благе товарищей-кавалеристов, точнее - их лошадей.

  С каждым новым военным годом движение по умиравшим железнодорожным линиям империи все более располагало к дорожной тоске и неспешным размышлениям. Пока санитарный эшелон часами простаивал на каждом полустанке и разъезде и нижние чины привычно выгружали на поданные подводы тела умерших в дороге "тяжелых", прапорщик сквозь болезненную дремоту предавался приятным мечтам - о возвращении в Петроград и о скорой встрече с Лери. Ах, Леричка, Леричка, золотая прелесть, вот будет сюрприз, если ты узнаешь, что твой долгожданный Гафиз совсем близко! Болезнь, бесспорно, вещь неприятная, но жар и слабость быстро пройдут, если рядом окажется Лери - ее сладкие губы и нежные руки. Больше никого не нужно - ни Ани Энгельгардт, ни Олечки Арбениной, ни Маги Тумповской, ни даже жены. Только Лери - ведь именно ее он увидел в ту злосчастную минуту, когда погибал в ледяной купели! Это Леричка отмолила его у смерти, а, значит, больше ничьих вздохов у постели больного, никаких мадригалов Ольге Николаевне Романовой и Ольге Николаевне Арбениной, никаких заигрываний с титулованными медсестрами, которых сейчас было немало в армейских лазаретах! Только Лери - и больше никого! А там - выздороветь и просить ее руки. Нет, сначала все-таки лучше развестись с Аней!