Красная Валькирия (Раскина, Кожемякин) - страница 79

  - Вижу, что парламентер, гражданин прапорщик, - ответил он вполне вежливо, избежав, тем не менее, обращения "господин", бывшего явно не в чести у куртинцев. - Только припоздали вы: распустился давеча комитет. Был - и весь вышел!

  - Кому же тогда передать требования комиссара? Вам, что ли?

  - Зачем же мне? Какой-то Куртинский совет у них теперь. Поищите там где-нибудь.

  - Позвольте полюбопытствовать, любезный, где?

  - Так и мне то же самое любопытно, мил человек.

  Унтер снова затянулся папироской, чем дал понять, что разговор окончен.

  Мятежный лагерь выглядел не таким, каким ожидал увидеть его Прапорщик. Вернее, не совсем таким. Дисциплина, укрепляемая многолетней внутренней привычкой этих некогда отборных частей, еще держалась, но словно в полсилы. Люди были одеты опрятно и старались держаться подтянуто, как и положено героям Вердена. Линялые гимнастерки многих из них украшали не только скромные "Георгии", но и яркие французские Военные кресты или Légion d'honneur. Однако было видно, что в них сломался какой-то внутренний стержень, какая-то "артикулом установленная" пружина, превращавшая этих храбрых солдат в послушные командной воле роты и батальоны. На Прапорщика словно не обращали внимания, никто не приветствовал его согласно уставу, а если он и встречал чей-то взгляд, то взгляд этот был ледяным и опустошенным, как брошенная траншея, в которой побывали мародеры.

  Тем не менее, в лагере было относительно чисто, и наряд с метлами даже вяло заметал окурки на плацу. У полевых кухонь чистили картошку, у оружейки - смазывали пулеметы, а какой-то придира-взводный даже "гонял" нерадивых подчиненных за грязные сапоги и плохо начищенные бляхи. Но большинство куртинцев просто слонялись без дела, курили, сидя у бараков, словно на деревенской завалинке, и слушали заунывный плач гармоники или меланхолические переборы гитары. Не было ни лютой ненависти, ни разнузданной вольницы. Над лагерем повисло спокойное, но безнадежное ожидание людей, много раз смотревших в глаза смерти и безумно уставших от этого.

  У стены барака, прикованный цепью за продетое в шершавый нос кольцо, сидел здоровенный облезлый медведь и мрачно жрал насыпанную перед ним брюкву. Увидев Прапорщика, зверь заревел и неожиданно отдал когтистой лапой честь. В мутных маленьких глазках появилось умильное выражение: он явно ожидал подачки за свой забавный трюк.

  - Ну вот, хоть один солдат в Куртине на забыл устав! - невесело усмехнулся Прапорщик, - Что же мне дать тебе, косолапый? Я и не взял ничего...