– Только давайте купим в гастрономе побольше кефира. Помните, они очень его любят. Толстяк – точно.
Все одобрительно загалдели, но впоследствии я частенько удивлялся – как же мы собирались использовать этот молочный продукт и зачем он вообще понадобился. Понятно, ответа у нас не было, да тогда он был и не нужен. Просто надо взяться и всем вместе это сделать.
Через четверть часа мы уже сидели в жиденьких зарослях куста, похожего на акацию, возбужденно галдели и наблюдали за подвалом, поставив на землю четыре пакета кефира.
– А теперь дверь закрыта. Кажется, на замок, – громко шептал одноклассник и наставительно продолжал: – Но нас не обманешь. И ребенку понятно – дужка просто аккуратно перепилена, чтобы не вызывать подозрений. А может, пираты куда-то ушли – например, тебя разыскивать.
Я проследил за его порывистым жестом в мою сторону и, как ни странно, испытал страх, в основном от прозвучавшего в голосе предвкушения возможной расправы. Наверное, если меня связать, подвесить вверх ногами и оставить на теле ужасные отметины, происходящее станет еще интереснее. Хотя те мучения, что показывали в фильме, выглядели как-то несерьезно и совсем уж наигранно – видимо, это и создавало у зрителей какое-то несерьезное впечатление о сущности пыток. Как бы там ни было, игра – игрой, но в преследовании двумя космическими пиратами радости очень немного.
– Не бойся, мы тебя не выдадим. Может, и в школе тебе пока не появляться? – Вторая девочка, до этого глубокомысленно молчавшая, ободряюще потрепала меня по плечу и слегка покраснела.
Интересно, где была ее благоразумность, когда по окончании школы она с подружкой выбросилась из окна «высотки»? Из предсмертной записки можно было понять только то, что после трагической гибели их кумира – какого-то певца или музыканта девочки не мыслят дальнейшей жизни. И еще я иногда вспоминаю постаревшее лицо и большие красные глаза ее мамы, бесконечно шепчущей:
– Моя доченька теперь с ангелами. Хоть бы увидеть одно их крылышко.
Но тогда упоминание о столь привычной и реальной вещи, как школа, заставило меня почувствовать несказанное облегчение и вспомнить, что происходящее – всего лишь очень интересная игра. И правды в ней, как бы ни хотелось верить в обратное, ровно столько, сколько нафантазировал я сам. А реакцию моих родителей на пропуски школы, о которых непременно станет известно, трудно было себе представить. Даже когда утром я себя плохо чувствовал, а термометр показывал тридцать семь, мама неизменно говорила:
– Сходи в школу, но играй на переменах в спокойные игры. А в обед придешь – поешь и ложись до нас в постель. Может, немного поспишь.