Поступив в консерваторию, Мария с первых же дней начала оправдывать возлагавшиеся на нее надежды. Мощное звучание и широкий диапазон голоса позволяли ей без всяких усилий и с удивительной легкостью исполнять казалось бы такие далекие друг от друга партии, как «Кармен» и «Сантуцца». Впрочем, именно в образе последней Мария выразила с помощью вокала яростный гнев, отчаяние и величие своей героини, продемонстрировав такой накал страстей и такой высокий трагедийный пафос, что обнаружила дар драматической актрисы. В столь юном возрасте она уже заявила о себе как о незаурядной личности.
Встреча с Марией Тривеллой была даром небесным для будущей оперной дивы, почти таким же, как чуть позднее встреча с Эльвирой де Идальго, что позволило выявить скрытые возможности ее таланта. Речь больше не шла о воздушных замках, которые строила ее мать, подталкивая дочь на олимп, а о беспристрастном и в то же время восторженном заключении профессионалов, наслушавшихся на своем веку немало прекрасных голосов, однако еще ни разу не сталкивавшихся с подобным феноменом. И вот Мария погрузилась в работу с такой же жадностью, с какой обычно набрасывалась на еду. Она не только хотела добиться успеха, стать лучшей из лучших, достигнуть вершины творчества, но делала это с твердой уверенностью в том, что преодолеет все преграды, устранит с дороги к славе любого конкурента.
Такой образ мыслей в подростковом возрасте может показаться довольно странным и его можно принять за излишнюю самоуверенность, если бы он не соответствовал возможностям и способностям Марии, а также ее страстному желанию во что бы то ни стало достигнуть намеченной цели, которая, как она полагала, ей была по плечу… Добровольный каторжный труд все более и более увлекал ее. Она стала не только самой прилежной ученицей на курсе у Марии Тривеллы в консерватории, но еще брала у нее дополнительные частные уроки. Ранним утром Мария отправлялась к своей преподавательнице в студию, где без устали повторяла вновь и вновь то или иное упражнение, получала указание, на лету схватывая преподанный урок.
Вернувшись домой, она устремлялась к пианино и до изнеможения повторяла уже усвоенное упражнение. Теперь она часто забывала о еде, что, зная ее привычки, говорило о многом.
И конечно же такая целеустремленность и всепоглощающая жажда самоусовершенствования не замедлили повлиять на характер амбициозной девочки; ведь путь к славе усеян не только розами. Оправданы ли были подобные издержки восхождения на олимп? Послушаем, что сказала по этому поводу мать гениальной певицы; при этом оставим за ней право быть ответственной за свои слова: