Если же говорить о приеме, который устроила Мария своей матери, то на этот раз мнение женщин почти совпало. В своих воспоминаниях Евангелия писала: «Мария ждала меня на аэродроме. У нее, как мне показалось, был какой-то отчужденный вид. На первый взгляд она была вполне доброжелательна по отношению ко мне. Однако между нами исчезла былая теплота. Мария отдавала мне дань уважения, словно я была для нее дальней родственницей, к которой относятся по принципу: чем реже видишь, тем больше любишь…»
В свою очередь, Мария призналась Менегини в письме: «Приехала моя мать, и мы снова вместе. По правде говоря, я очень нервничаю и терроризирую бедняжку. Я сейчас переживаю самый неприятный период в моей жизни; надо вооружиться терпением».
Терпение и в самом деле являлось самой необходимой добродетелью для того, кто хотел сохранить добрые отношения с Марией. Настроение оперной дивы могло испортить множество факторов. Например, в тот июнь 1950 года ее угнетала удушающая жара, стоявшая в Мехико. Кроме того, ссоры с Куртом Баумом, а также с другими артистами труппы, в том числе и с верной подругой, имеющей, кстати, ангельский характер, Джульеттой Симионато, создали вокруг Марии самую неблагожелательную атмосферу. Ко всем мелким неприятностям, выводившим певицу из душевного равновесия, то и дело добавлялись другие: то вскакивал прыщик на лице, то ей не нравился темный грим, который приходилось наносить на лицо, чтобы играть Аиду. Единственное утешение: она сбросила еще несколько килограммов веса. Да и публика, так же как и пресса, с восторгом принимавшая каждую ее новую роль, доставляла ей глубокое удовлетворение.
Если Евангелия порой на что-то и жаловалась, то в это же время с видимым удовольствием играла роль матери примадонны, с гордостью принимая все связанные с этим знаки внимания. Позднее в своих воспоминаниях она рассказала о том, как во время своего пребывания в Мехико душой и телом была предана дочери, как прислуживала ей во веем: одевала ее, стирала ей чулки и лифчики и каждый вечер после выступления делала ей массаж. Ее отношения с дочерью походили на раскачивание на качелях в зависимости от настроения оперной дивы. И все же следует отметить, что в этот раз хорошего между ними было больше, чем плохого, поскольку Мария сама ходила по магазинам, выбирая для матери в подарок норковое манто и вовсе не стараясь сэкономить на его качестве. И десять лет спустя Евангелия будет все еще щеголять в этом вошедшем в историю манто, замечая в своих воспоминаниях, «что оно до сих пор имеет эффектный вид».