Наташке тоже не спалось. Все-таки не каждый день ей предложения делают. Пусть все это не серьезно, пусть Егор мальчишка, вряд ли отвечающий за свои поступки. Зря она, конечно, про молодость свою рассказала, нашла кому. Конечно, это он от жалости, тут и думать нечего. Дело в другом. Она не чувствовала к Егору ничего. Ну, может, кроме искреннего дружеского расположения.
Наташка, как и любая молодая женщина, мечтала о любви. Но о какой любви может идти речь, если про любовь эту самую ни слова сказано не было, а предложение ей сделал семнадцатилетний мальчишка после стакана виски и душещипательной истории? Вернее, сначала истории, а уже потом — виски.
Да и вообще: что у них с Егором общего? Он красавец, студент первого курса, у него девушек, наверное, просто завались. А она кто? Уродина без образования, без роду, без племени, без будущего…
А если быть совсем честной, хотя бы сама с собой, то не то чтобы нравился, но привлекал ее внимание совсем-совсем другой человек. Только думать о нем еще глупее, чем обращать внимание на признания Егора. Между ней и этим человеком — пропасть. Во всем.
Людмила приняла волевое решение: что бы там ни говорил ее муж, она будет честна с Наташкой. Хватит на их семью и одного вруна и любителя компромиссов. Утром, выпроводив мужчин из дома, она позвала Наташку пить чай. Отдельный чай, после завтрака. Наташка думала, что хозяйка собирается расспрашивать про вчерашнее свидание, но речь пошла совсем о другом.
— Мне, правда, жаль, но с театром в этот раз ничего не получится… — начала Людмила.
— Ой, как хорошо, — искренне обрадовалась Наташка. — А я все думала, как мне все по хозяйству успеть. И в музыке я ничего не понимаю, только место чье-нибудь занимала бы, и вести я себя правильно тоже не умею… Ну, я, конечно, понимаю, что надо тихо сидеть и слушать, только все равно боюсь. Ты не волнуйся, я успею и приготовить, и подать, это ничего, что народу много будет.
Людмила была готова заплакать. Девочка думает, что она об ужине волнуется. Какая чушь! Если бы она могла отменить этот дурацкий ужин, она бы так и сделала, но договаривались все еще до новогодних праздников. И ее собственные родители в чем виноваты? Мама, например, вообще саму идею быть в своем доме не хозяйкой, а госпожой принципиально не признает. У Петровановых прислуги никогда не было, мама всегда делала все сама, а отцу был безразличен социальный статус. Лишь бы человек был хороший. Свекор называл отца либералом и народником. Александр Михайлович только смеялся в ответ, иногда дразнил свояка боярином и буржуем недобитым. Впрочем, отцы ладили: Сокольский-старший предпочитал встречи «в верхах», сказывалось обкомовское прошлое, а Петрованов умел дело делать. Доставать то, чего в городе не было и не могло быть, улаживать конфликты как с заказчиками, так и с работниками. А в случае аврала мог сам натянуть спецовку и…