– Тебе сколько госпожа Раскатова пообещала?
– Не твое дело.
– Ладно, не мое. А зачем ты на меня собак спустила?
– Не люблю конкуренции.
– Понятно, а что ж ты такой невнимательной была, когда вместо меня Галине по затылку дубиной врезала и в бассейн ее сбросила?
Янина физиономия в зеркале явно выразила удивление.
– Ты чего, слабоумная? Никого я не била и в бассейн не бросала. С какого такого перепугу я бы на такое дело пошла? Собаки ладно, это я тебя напугать хотела, а грех на душу брать, извините…
Самое интересное в том, что я ей поверила. Значит, это действительно было покушение на Галину? Ну и дела! Но на эту тему я решила подумать позднее. Сейчас меня очень интересовало, что все-таки лежит в сумке.
До поворота на Техноградское шоссе оставалось не более трех километров, и я поняла, что, когда мы выедем на трассу, мое любопытство будет удовлетворить труднее.
Я очень сильно сосредоточилась, пристально глядя Яне в затылок, потом ткнула ее в плечо и закричала:
– Тормози, дура, не видишь, что ли, впереди бревно на дороге!
Яна ойкнула и послушно начала тормозить. В этот момент, когда скорость снизилась километров до двадцати, я нажала пальцами на известную мне точку на ее шее, отправив тем самым девицу в полную отключку, перегнулась через спинку водительского кресла, перехватила руль и, пока машина не остановилась, следила, чтобы наше транспортное средство не свалилось в кювет. Потом я связала руки и ноги гувернантки ее поясом и лифчиком и, «упаковав» таким образом, сдвинула с водительского на пассажирское сиденье и кинулась к багажнику.
Там, как я и предполагала, в фирменной сумке с лейблом «Фиеста» и провернутыми шилом дырками для поступления кислорода глубоким сном спала Алиса. Я осторожно вынула девочку из сумки и перенесла ее на заднее сиденье машины. Потом, прислонившись к капоту, закурила сигарету и огляделась: яркое июльское солнце в медовый цвет красило стволы могучих сосен, играло на листьях берез и высвечивало в траве каждую былинку; среди деревьев порхала всякая птичья мелочь, и было хорошо слышно, как за высоким забором ближней дачи покойный Лучано Паваротти пел «Celeste Aida».
«Господи, – подумала я, – какая же у нас короткая жизнь, и на каком тончайшем волоске она висит. И волосок этот может оборвать все, что угодно, – накурившийся «травки» идиот в джипе, сосулька, ушедшая в пике с карниза, масло, разлитое зловредной Аннушкой, шальная пуля и даже одно-единственное неточное движение скальпеля хирурга… И вместо того чтобы денно и нощно благодарить Создателя за это подаренное нам чудо – жизнь, наслаждаться красотой мира и вот этой самой «Celeste Aida», всеми силами оберегать от невзгод любимых и близких и нашу маленькую и пока еще достаточно уютную планету, мы копошимся в каком-то житейском навозе, хитрим, врем, строим друг другу козни, травим, убиваем, топчем друг друга, похищаем детей, и все это для того, чтобы ухватить сладкий кусок, который, в конце концов, и съесть-то толком не умеем. Господи, что-то мне подсказывает, что разумные существа так не поступают…»