– Ну и как вам показался мой доктор?
Честно говоря, вопрос был малость некорректным: сиделке не пристало обсуждать с пациентом особу его лечащего врача, и я пробурчала в ответ что-то неразборчивое.
– Да бросьте, Лиза. Я же видела, с каким выражением лица вы изучали его визитку…
– Ну, хорошо… Вальяжен, дамский угодник, поклонник Бахуса и гурман, что, судя по цвету лица и отекам под глазами, уже сказалось на его печени и почках. Явный гипертоник. Близорук. Носит линзы. Ну, а какой он клиницист, этого я пока сказать не могу.
Вера Дмитриевна захихикала:
– Лиза, вы прелесть! – И отправила меня на кухню пить кофе, заявив, что собирается часок почитать.
В кухне между разделочным столом, мойкой и плитой крутилась Люся-Люсьенда, напевая шлягер из репертуара Верки Сердючки, где были задействованы майская роза и юный пион.
– Ой, Лиза! Кофейку хотите?
– За тем и пришла.
– Я сейчас вам сварю свеженького, только вот пирожки в печку суну…
– Да вы не торопитесь, Вера Дмитриевна отдыхает, так что я могу подождать…
Через пять минут передо мной стояла чашка с благоухающим напитком в окружении тарелочек и вазочек с джемом, сухариками, слойками, печеньицами и прочими вкусностями.
– Кофе у вас, Люся, обалденный. Я уже не говорю про омлет, который я ела сегодня на завтрак. Это – нечто, сплошные магия и упоение!
Мой восторг был вполне искренним, и Люся-Люсьенда это оценила.
– Так я же повар первой категории, – с вполне объяснимой гордостью сказала она. – Про меня в газетах техноградских писали, когда я в «Летучем голландце» шеф-поваром работала. И на конкурсах районных побеждала. Старая хозяйка с Агнессой Николаевной меня полгода сюда на работу переманивали. А вот молодая хозяйка не доверяют мельфёй сделать, – Люся горестно качнула головой и в раздражении застучала деревянным молотком по куску телятины, всем своим видом показывая, что художника можно вот так ни за что ни про что кровно обидеть.
– Старая хозяйка – это Вера Дмитриевна?
– Ну да. Первая супруга Антона Зиновьича, Мария Эрнестовна, покойница, царствие ей небесное, в хозяйственные дела особо не вникала. Она здоровьем была слабая. Но человек хороший. Простая такая, скромная женщина. Жалко ее. Лет-то ей было немного.
– А когда она умерла?
– Нынешней зимой, как раз перед православным Рождеством.
– Так, значит, Алиса не родная дочь господина Шадрина?
– Почему же, – усмехнулась Люся-Люсьенда, – самая что ни на есть родная!
Я чуть не выронила от удивления из рук чашку с кофе. Надо же, какой поворот событий!
Повариха бросила быстрый взгляд в сторону глазка видеокамеры, повернулась к ней спиной и, наклонившись к самому моему уху, прошептала: