— Покажи, — велел куратор, и Тим расстегнул рубашку.
Ашер Камо осмотрел грудь Тима и поинтересовался неприязненным тоном:
— Зачем ты так сделал?
— Чего сделал? — не понял Тим. — Оно само… сделалось. Ночью…
— Нет, — отрезал куратор. — Сан Тамо не стал бы оставлять шрам, я уверен, он излечил тебя полностью. Это ты сам себе его сделал.
— А… — сказал Тим и замолчал.
— Удивительно, — произнес Ашер Камо, — как можно настолько не контролировать собственную волю? Подозреваю, ты и внушению Сай Ашана противодействовал не намеренно, а повинуясь собственным заблуждениям.
Тим почувствовал, что у него краснеют уши, и опустил взгляд.
— Как он вообще смог меня вылечить? — пробормотал он. — Я же должен не верить в возможность такого лечения.
Куратор усмехнулся — Тим даже вздрогнул: эмоции в голосе учителей еще изредка проявлялись, но лица их почти всегда оставались бесстрастными, поэтому неожиданная мимика куратора его слегка напугала.
— Близость смерти очень часто раскрепощает сознание так, что и годами тренировок не добиться, — сказал куратор и кивнул в сторону лежащего бруска. — Возможно, это придется использовать, если обычные наказания не помогут тебе его сломать.
Тим вскинулся:
— Но день еще не кончился!
— Да, — кивнул Ашер Камо, — у тебя еще восемь лирмов. Если ты не преуспеешь за это время, тебя ждут десять ударов.
Тим уже наклонился было за бруском, но на половине фразы куратора замер и озадачился. Переводчик, однако, с переводом не торопился. Выждав с полминуты, Тим увидел, что Ашер Камо собрался уходить, и остановил его вопросом:
— А… лирм — это что?
Против ожидания, куратор не рассердился:
— Лирм — мера времени, равная двадцати эрмам.
Тим нахмурился, припоминая, чему равен этот эрм, и пытаясь в голове умножить единицу с четвертью на двадцать да еще и на восемь. Но додумать не получилось. «А куда переводчик делся?» — вдруг озадачился Тим.
— А почему я сам не понял? — спросил Тим. — До этого, если я слышал незнакомое слово, я тут же понимал его, а сейчас…
— Действие заклинания закончилось, — ответил куратор. — Теперь в твоей памяти остались только те слова нашего языка, которые ты уже обдумал и понял. Значения остальных тебе придется узнавать самому.
«Вот не было печали», — огорчился Тим. То-то ему показалось, что переводчик как-то барахлит последнее время. Жаль, однако. Так ведь, как дело до более серьезных вещей дойдет, он и понимать ничего не сможет. Ладно еще, на уроках он думал на местном языке — так было проще. Если он думал по-русски, то постоянно приходилось тратить время на перевод, и он частенько не успевал за учителем. Но эти-то тоже хороши — нет бы предупредить его, что халява скоро закончится. Тим бы тогда посидел, всякие редкие слова пообдумывал. А теперь гадай, почему перевод слова «корова» в голову никак не идет — потому что у них тут коров вообще нет или потому что он про коров не думал, пока переводчик работал? Вот блин. Тим подобрал чертов брусок и сел на топчан. Ашер Камо постоял с полминуты, бросил: