Тим перевел дух, успокоился и принялся рассматривать идею с разных сторон. Ну что ему сделает Ашер Камо в худшем случае? Это, конечно, похоже на обман, но не обман же — это как раз тот самый разрешенный случай. А куратор говорил, что убивать его за такое не будут — накажут, и все. Это в худшем случае. А в лучшем случае он вообще избавится и от этого бруска, и от ежедневных экзекуций. Помнится, Ашер Камо сказал ему тогда, чтобы он пользовался разумом, а не мышцами. Может, куратор именно что-то подобное и имел в виду? Смекалка к мышцам не относится. И Тим принялся ковырять обломком меча ненавистный брусок. За первый вечер доковырять до нужной глубины у него не получилось, но Тим чувствовал, что осталось немного — вечер, максимум два, а там уже, наверное, и сломать получится.
Тут случилось еще одно событие, которое немного встряхнуло устоявшийся ритм жизни Тима. Он уже давно перестал проявлять какое-либо усердие на уроках, ограничиваясь его имитацией, и преуспел в этом довольно-таки неплохо — телесных наказаний, по крайней мере, удавалось избегать. Он чувствовал, что делает большую ошибку, даже не пытаясь воспринимать то, что говорили учителя, но ничего не мог с собой поделать. «Все равно толку никакого», — говорил он себе и отключался от происходящего в классе. Просто уже сил никаких не было смотреть на то, как другие ученики отвечают на вопросы, создают из ничего предметы, проламывают взглядом доски и творят прочие чудеса. Дух соревнования был совершенно неизвестен этим диким людям. Зато он был хорошо известен Тиму, что совершенно не способствовало улучшению его настроения. И Тим старался не обращать внимания на происходящее вокруг, потому что иначе ему становилось трудно сдерживать все нарастающую ненависть к окружающим.
На очередном уроке по «Внушению» Тим сидел за спиной Шанака, очередного подающего большие надежды ученика. Все-то у этого Шанака получалось, чтоб он треснул. Тим с ненавистью уставился в бритый затылок. Чтоб ты треснул. Вот сейчас по его затылку побежит трещина, потом она начнет ветвиться, начнут отваливаться мелкие крошки. Потом его череп разлетится с сухим треском, как раскаленный камень, на который плеснули ледяной водой.
Едва слышные шаги сзади быстро вернули Тима к действительности — учителя, возможно, и не умели читать мысли, но то, что ученик халявит, это они просекали моментально. Бывало больно. Тим уткнулся носом в лист бумаги, не стилом — всем своим существом вырисовывая очередную фигуру — а здесь вот такая за-го-гу-у-лина. Сай Ашан постоял рядом, явственно излучая недовольство, но прошел дальше.