Гарик с Вовиком давно прекратили разговоры и сидели молча. Но когда человек долго молчит, это значит, что он размышляет. Размышляет – значит, доискивается какого-то смысла, например, в собственных несчастьях. А когда человек ищет смысла, то он либо находит его, либо нет. Гарик убеждал себя, что неприятности, свалившиеся на их головы, – это не неприятности, а впечатления и полезный опыт. «Если думать по-другому, – рассуждал он, – то уподобишься Вовику. Вон у него какая тупая рожа…»
Физиономия у Вовика и вправду выглядела туповатой. Однако он тоже размышлял, только размышлял иначе, нежели Гарик. Про неприятности он думал, что это просто хреновы неприятности. Дальше он переходил к обобщениям: хренова река, хренова природа, хреново путешествие… И вывод, который делал Вовик, был вполне логичным: надо сматываться! Сматываться при первой возможности обратно в город – туда, где тепло, сухо и есть горячее питание.
Впрочем, мысль о питании уже посещала и Гарика – пусть не о горячем, но хоть каком-нибудь. Время-то ведь шло… Ненастный вечер незаметно обернулся ненастной ночью, опечатавшей палатку непроглядной тьмой. Уже и комара нельзя было хлопнуть без риска отвесить оплеуху соседу. Когда внутреннее беспокойство в их организмах определилось наконец как чувство голода, приятели зашевелились. Они нашарили в мокром рюкзаке банку тушенки и, чудом не поранясь, вскрыли ее на ощупь. Холодная тушенка оказалась твердой, как глина. Гарик с Вовиком вооружились вилками и, тыча то и дело вместо банки друг другу в руки, наудачу принялись за раскопки. Пища была суровая, но она сохранила приятелям жизнь – правда, лишь для того, чтобы продолжились их страдания. Мышцы их постепенно коченели, стыли, как тушенка. Зябнуть без сна в неподвижности – это то же, что мучиться до рассвета от зубной боли.
Невидимые, бесконечные тянулись часы, и с ними таяли последние надежды на перемену погоды. Давно прошли на восток лучшие, отборные дождевые дивизии, но не было края обозам тягучего, плотного, обложного сеянца. Однако суточный цикл совершается в любую погоду Мало-помалу небо все-таки побледнело и нехотя засветилось, словно экран допотопного телевизора. Едва в этом свете стало возможным что-то рассмотреть, приятели выползли из палатки. Уже не обращая внимания на морось и радуясь самой возможности двигаться, они решительно засобирались в дорогу. Вскоре продрогшая, шершавая от дождя река приняла на себя резиновое судно, а судно приняло на борт Гарика с Вовиком. Спустя несколько минут оставленный берег скрылся за кормой.