«С этим надо кончать! – Саша скрипнул зубами. – Завтра или никогда!»
И вот наступило завтра. Прут снова проснулся – теперь уже обычным порядком. Утром звон кухонного ручейка был не так слышен – сливался с другими шумами пробудившейся жизни. Но Саша, как ни странно, не заспал ночного происшествия. Удивляясь собственной решимости, он полез в кладовку, где из чистой сентиментальности хранил разные вещи, пережившие свой век. Там были пишущая машинка «Олимпия», фотоувеличитель «Нева», четырехдорожечный магнитофон «Яуза» и много чего прочего. Вот среди прочего Саша отыскал желтый, свиной кожи портфель с ручным инструментом, доставшимся ему от папы-литературоведа, а тому от дедушки, киевского сапожника. Вывалив содержимое портфеля на пол, краноборец выбрал себе оружие по руке, то есть, конечно же, самый большой, самый грозный на вид газовый ключ. С таким инструментом даже хилый гуманитарий способен натворить беды.
И пробил час. Прут удалил из кухни посторонних и, растравляя в себе воинственный дух, пошел на приступ. Он наложил на кран свое могучее орудие и приналег. Безумец даже не удосужился перекрыть отсечной вентиль, хотя, как потом выяснилось, тот все равно не действовал. Бедный старый кран! В толстой шубе солевых отложений он смотрелся незыблемым сталагмитом, но оказался ломок, как трухлявый сук. Саша приналег, и – хруп! – кран остался в губках ключа, а из раны в смесителе под давлением в четыре атмосферы ударил горячий гейзер. Тут только и стало понятно, какую разрушительную силу сдерживал латунный старик из последних сил! Объятый паром, Прут бросился из кухни в уборную перекрывать отсечной – но не тут-то было! Отсечной кран был ровесник кухонного, он давным-давно закозлился и служил не более чем украшением трубы – лишь Соня иногда вешала на него для просушки половую тряпку. Отсечной кран Саша сумел только сильно погнуть и исцарапать. И это все, что он сделал, хотя сделал он все, что смог.
Я не стану живописать в подробностях последующие события и что сказали Пруту настоящие сантехники. Все равно это не получится у меня красочнее, чем у Сони. Главное, что благодаря этим упражнениям с газовым ключом Саша смог лучше познакомиться с жильцами шестнадцати низлежащих квартир. Раньше они более или менее вежливо здоровались с ним, встречаясь в лифте, однако после трагедии Прут узнал соседей с другой стороны. Но не буду входить и в эти подробности.
Несмотря на то что дело о потопе, организованном Сашей, в конце концов удалось уладить на возмездной основе, происшествие это потянуло за собой цепочку следствий. Первое, самое малозначительное, было то, что Самуил Прут написал роман. В нем повествовалось о нелегкой судьбе героя, тонко чувствующего образованного человека, вынужденного существовать в агрессивно-бездуховном окружении. Написанный в сердцах за три месяца, роман не был оценен современниками. Это неудивительно, потому что Прут и тут взялся не за свое дело, но странно, что он так по этому поводу расстроился. Не он первый, не он последний; мало ли в Москве незадачливых романистов. Штука, однако, в том, что, хотя романистов много, не все они держат литературные колонки. За фиаско с романом Прут решил отыграться на газетном поле. Его обозрения сделались остро критичными; горячая желчь закапала с его пера, заструилась, хлынула ядовитым потоком, отравляя наши вялотекущие литературные воды. Кому только от Прута не досталось! Говорили даже, что после его критики у одного пожилого автора сделался инсульт, отнялась правая сторона, и что теперь, дескать, старик вынужден учиться писать левой рукой.