Даже когда ночь стала отступать потихоньку Саша не ощутил облегчения. Небо бледнело, близился предрассветный, самый, наверное, неромантический час суток – час, когда блекнут и выцветают ночные фантазии. В этот час у бессонных любовников начинает дурно пахнуть изо рта и языки уже не поворачиваются повторить горячие полночные клятвы. В этот час обычно всем явлениям находятся простые объяснения, однако Урусов слишком был выбит из колеи, чтобы собрать свои мысли и подвести трезвый итог ночному происшествию. Где-то в квартале явственно прокукарекал петух, но Саша уже утратил способность удивляться. Он задавил в пепельнице бессчетную сигарету, встал со стула и потянулся, отчего почувствовал боль в левой лопатке. Прежде чем отправиться в кровать, Урусов бросил прощальный взгляд на соседний дом, и… сердце его слабо екнуло: рассвет отмыл роковое окно настолько, что Саша сумел рассмотреть в нем наглухо задернутые шторы.
– Абсурд, – прошептал Урусов скорее с досадой, чем с удивлением. И без всякой связи с первым замечанием добавил: – Надо идти спать.
Но забравшись в постель, он повел себя беспокойно: стал ворочаться, наматывая на себя простыню, и всякий раз, меняя бок, с силой приминал головой подушку. Когда же Урусов выбрал позу и затих – это означало, что он наконец уснул и все его тревоги переместились на оборотную сторону сознания.
Но похоже, этой ночью Саша исчерпал уже свой лимит кошмаров. Теперь ему приснился обыкновенный телефонный разговор. Звонил он своей покойной матери Татьяне Николаевне и сбивчиво пытался пересказать ночные события, упирая особенно на погашенный свет в окне и задернутые шторы. Однако связь была плохая; оба они с трудом друг друга слышали и понимали. Мать, судя по голосу, была безотносительно к Сашиному рассказу чем-то опечалена и все время советовала ему соблюдать какую-то диету.
Возможно, Урусову снилось и еще что-то, но он не запомнил. Проснулся он с мыслью о том, что в наше время дозвониться кому-либо по мобильнику проще, чем по городскому телефону.
Кукарцев появился в эфире без пяти минут шесть:
– Аллоу, Сашок! – послышался в трубке его энергичный тенор. – У нас ничего не изменилось?.. Тогда я выдвигаюсь.
– Жду, – сказал Урусов и прошел на кухню. Оттуда из окна виден был Сашин двор, оживленный, как всегда в это время. С улицы сюда прибывали все новые женщины в прилипших к телам платьях и мужчины с солевыми отложениями на рубашках. Люди весь день в поту трудились, но и теперь еще полны были жизни: женщины при встрече принимались судачить, будто не виделись век, и демонстрировали товаркам свои покупки. Мужчины-соседи, завидя друг друга, выражали безусловную радость и, хлопая с размаху ладонью об ладонь, обменивались братскими рукопожатиями. Все внизу было в движении: тявкали и рвались собачки на поводках, шныряли в палисадниках кошки, и даже голуби, продремавшие весь день в пыли, возбужденно и бестолково перепархивали с места на место.