Кто погасил свет? (Зайончковский) - страница 95

Из задумчивости его вывел толстый тигровый боксер, неожиданно быстро и ловко помочившийся Саше на штанину.

– Эй, приятель, ты что делаешь?! – возмутился Урусов и затряс ногой.

Боксер отбежал и, лукаво оглядываясь, заскреб лапами асфальт.

– Ах, извините нас! – засмеялась рядом какая-то женщина. – Но вы стояли буквально столбиком.

Саша погрозил псу пальцем, поправил на плече сумку и продолжил свой путь. Свернув налево, он покинул набережную и переулками стал подниматься к проспекту Победы. Сумерки уже порядком сгустились, но город еще пыхал неостывшим жаром. Дома, машины – все, мимо чего проходил Урусов, даже танковая башня, водруженная на пьедестал, – все обдавало его зарядами тепла. Асфальт был пахуч и мягок, словно шкура живого существа.

Проспект уже светился фонарями. Все городское тело подернулось фосфорной сыпью огней, дробившейся вблизи на оконные точки. Мимо Урусова проносились быстрошинные авто; поспешали, как могли, передвижные аквариумы троллейбусов; даже братья-пешеходы заметно поторапливались – всяк искал ночного убежища. В каждом из уже занятых домовых окон, как эмбрионы в икринках, шевелились люди – завтрашние рабочие особи. Теперь завтрашние, потому что сегодня город задраивал люки, час – и он пойдет на погружение, оставив Урусова барахтаться одного в ночи, или, хуже того, увлечет за собой в пучину.

Ему следовало воспользоваться транспортом, но Саша почему-то топал и топал упрямо пешком. Может быть, он хотел, чтобы резвый марш взбодрил его; это ведь большая разница: пассивно куда-то ехать или шагать самостоятельно. Урусов и в самом деле чувствовал, как в мышцах проходят ломота и вялость; плетенки его перестали подшаркивать, а звонко и ритмично пришлепывали в пятки: пок-пок… Как бы то ни было, он далеко не слабак, Александр Витальевич: целый день провел на жаре, а сколько еще сил сохранил… Он и плавает лучше многих, и вообще… Под мерный шлеп плетенок Саше на ум пошли утешительные примеры собственного его молодечества. Начать хотя бы с того случая из детства, когда он геройски сыграл на велосипеде под горку: все-таки проявил отвагу, хоть и расшибся… А как он влез на трубу котельной! Знала бы Татьяна Николаевна…

Дело это было зимой. Старая котельная с железной трубой (она и теперь еще была жива) располагалась позади гаража «скорых помощей». В каждом квартале есть такие места, где мальчишки двенадцати-пятнадцати лет собираются, чтобы сразиться в карты или в битку, покурить, выяснить отношения главенства либо просто обменяться свежим запасом похабных врак и подростковых сплетен. К этой котельной Сашу привел Кукарцев, желая, вероятно, похвастать перед ним своим положением в обществе. Оно ему и удалось бы, но вся компания, как и следовало ожидать, обратила свое внимание на новичка. Кто таков этот черноволосый пацан, с чем пришел? Знает ли он «приемы»? Умеет ли играть в карты? Ловко ли матерится? Они большие психологи, дворовые мальчишки, и скоро раскусили Урусова. «Канай домой, к маме, – сказали ему. – Здесь тебе делать нечего». А Кукарцев прикинулся, что едва с ним знаком. И тогда Саша обиделся. «Плевал я на вас!» – объявил он и хотел было покинуть собрание. Но его придержали. «Ты плевал на нас?» – переспросил один парень, довольно крепкий с виду. «Плевал! – подтвердил Саша с вызовом. – Вот с этой трубы», – и показал на трубу котельной. «Ах так, – сказал парень, – тогда отвечай за свои слова: полезай и плюнь. А не влезешь – тебе самому труба будет». И все мальчишки загудели: «Лезь, пацан, не то репу начистим!» И Саша полез – не столько от страха, сколько от злости на этот дворовый бомонд. Правда, злости хватило ему лишь до половины трубы; потом он обнаружил, что железяка гудит и раскачивается – медленно и тошнотворно, и кураж его быстро пошел на убыль. Но, понимая, что обратного хода нет, Саша продолжил восхождение: оскальзываясь ногами и цепляясь за обледеневшие ступени локтевыми сгибами, он добрался почти до самого жерла, ватно пыхавшего толстыми белыми клубами дыма. Закрепясь там не слишком-то надежно, как одна из трех букв известной задачки, Урусов посмотрел вниз и увидел мир перевернувшимся. Он увидел свою трубу стоящей на тоненькой ножке и крошечных человечков под ней; увидел двор гаража и желтые машины скорой помощи, увы, бесполезные в ту минуту, потому что не умели ездить вверх по трубам. Риск был велик, но А все-таки не упало; оно сползло само, потихоньку, понемножку – прямо в руки матерящимся мужикам-шоферам. Что было потом – отложилось у Саши неотчетливо; помнилось только, что дядьки, вместо того чтобы надрать ему уши, поили его в гараже чаем…