— А что — я-то? — послышалось обиженное бормотание прямо над ухом, и руки Лены освободились.
Машинально она принялась растирать кисти, замечая, как с каждой секундой они наливаются болью.
— Вот рапорт сопроводительный, — Шняга подал вновь прибывшему листок. — А вообще, можете клеймить прямо здесь, да и отправлять куда положено. Дозорный мор-глут ее на месте застал, все засвидетельствовал да сюда направил.
— Надо все по чину справить, — в руке второго возникла черная папка, куда он убрал листок.
— Развели церемонии, нет бы прям на месте ее… — проворчал Шняга.
Слушая их, Лена цепенела все больше и больше. Руки болели просто неимоверно. Болела и голова. Но хуже всего, бред становился все реальней. Она не понимала, куда ее собираются направить, слова о каком-то клейме и вовсе не могла применить к себе, но жестокое равнодушие незнакомцев пугало ее все сильнее. Они не обращали на нее никакого внимания, так, словно ее и не было. Или для них она действительно уже перестала существовать?! Не помня себя от страха, Лена бросилась к дверям, забыв о безмолвных фигурах.
— Шельма безмозглая! — раздалось в след.
Чья-то рука ухватила ее за волосы. Резкий рывок, и она вновь упала на пол. Над ней стоял человек. Достаточно крупный, в какой-то странной форме, черной и похожей на форму царских жандармов. От выступивших слез, она не смогла рассмотреть его подробнее.
— Куда собралась-то? — покачал головой «его благородие». — И впрямь — дурочка…
Он вновь ухватил ее за волосы. Вскрикнув, Лена поспешила сама вскочить на ноги, но от резкого рывка опять выступили слезы. Поднимаясь, она мельком разглядела его. Грубые крупные нос и губы казались высеченными из камня, таким неподвижным и застывшим было выражение его лица. Она оглянулась на второго — в такой же форме, в высоких черных сапогах, он наблюдал за происходящим абсолютно безучастно.
Лену вывели из темного подвала и повели по серым безликим коридорам. Возникло ощущение, что она находится в каком-то казенном заведении. Но все остальное по-прежнему оставалось загадкой. Она и не пыталась что-либо понять, лишь оглядывалась вокруг.
Вошли в кабинет. «Его благородие» уселся на стул и, чинно положив перед собой листок, который сунул ему Шняга, принялся его изучать.
Взгляд Лены скользнул по громоздким темным шкафам, где за толстыми стеклами прятались пыльные тома, и уперся в массивный дубовый стол, по центру которого красовался письменный прибор черного мрамора с торчащими гусиными перьями. Множество пухлых папок были аккуратно разложены на столе. А отдельные документы придавливало пресс-папье в виде бронзового грифона с красными прозрачными глазами. Она взглянула в зарешеченное окно, но увидела лишь верхушки облетевших деревьев, с несколькими уцелевшими желтыми листьями. Вдалеке возвышался черный шпиль, и просвечивали темные стены, похожие на крепостные. Что-то знакомое ощущалось во всей этой картине, но в то же время, Лена была уверенна, что никогда не была здесь. Показалось, что она слышит стук лошадиных копыт, но вслушаться не удалось: