— Ой, а я и не знала. А если она… Нет уж, переселите меня, пожалуйста!
Неужели и для нее я обуза? А вдруг со мной что-то случится ночью — вот чего она напугалась.
— Пока отдыхай, Сандра, — говорит медсестра. — Посмотрим, что тут можно сделать.
Ночью палата глубока и темна, как ведро для угля, на самом дне которого лежу я. Голос девочки меня разбудил, и теперь я никак не могу заснуть. Ненавижу слушать плач. Она стонет, влажно сопит, снова стонет. И так без конца. По всей видимости, она собирается провести за этим занятием всю ночь. Это невыносимо. Хоть бы попыталась вести себя потише. Совершенно не владеет собой это создание. Я уже почти желаю ей смерти, ну или пусть хотя бы сознание потеряет, чтобы избавить меня от удовольствия слушать этот концерт час за часом.
Не могу вспомнить ее имя. Вонг. Это фамилия. Если вспомню имя, я с ней заговорю. А иначе как мне к ней обратиться? «Мисс Вонг» в устах человека моего возраста звучит как нельзя глупо. «Дорогая моя» тоже не годится, слишком фальшиво. Девушка? Девочка? Ты? Эй, ты — какая грубость. Сандра. Ее зовут Сандра.
— Сандра…
— А? — Тоненький, испуганный голосок. — Чего вам?
— Что у тебя стряслось?
— В туалет хочу, — говорит она. — Позвала медсестру, а она не слышит.
— А лампочку включила? У тебя над головой кнопка. Она как раз для того, чтобы позвать медсестру.
— Не достану. Не поднимусь сама. Мне больно.
— Тогда я нажму кнопку у себя.
— О, точно. Вот спасибо.
Загорается бледненький огонек. Никто не идет.
— Наверное, работы много, — говорю я, чтобы ее успокоить. — Иногда приходится подождать.
— А если совсем невтерпеж и я их не дождусь? — Она смеется — вымученно, беззвучно, и мне передаются ее страдания и страх опозориться. Для нее это конец света.
— Не бери в голову, — отвечаю я. — Это их забота.
— Их-то она, может, и их, — говорит она. — Но мне от этого не легче…
— Чертова сестра, — с раздражением бросаю я, жалея девочку и нисколько не сочувствуя вечно занятому персоналу. — Где ее носит?
Девочка снова плачет.
— Не могу больше. И бок болит невозможно…
Она еще никогда не была во власти своих внутренних органов, а их милость, как известно, сомнительна. Боль и унижение были для нее просто словами. Я вдруг возмущена до глубины души этой несправедливостью. Рано еще ей открывать для себя такое.
— Я сама принесу тебе судно.
— Не надо… — встревоженно отвечает она. — Я потерплю. Не надо, миссис Шипли.
— Принесу и все тут. Не могу больше на это смотреть. Их в туалете хранят, а он совсем рядом. В двух шагах отсюда.
— Думаете, сможете?
— Обязательно. Подожди меня. Сейчас принесу, вот увидишь.