— А где брошь для пледа, Джон? В твоем ящике я ее не нашла.
— Откуда мне знать? — мрачно ответил он. — Здесь где-нить, наверное.
— Где-нибудь, — поправила я. — Нет такого слова — где-нить.
— А на побережье мы будем жить у Марвина? — спросил Джон.
— Нет. Найдем себе жилье. Придется мне устроиться на работу. Я могу пойти к кому-нибудь экономкой.
Я рассмеялась, а он смотрел на меня, нахмурив брови.
— Как тетушка Долли, — сказала я. — Занятно получается. Никогда не знаешь, что уготовила тебе судьба. Но я не она. У нее совсем никого не было. У меня же в доме будет мужчина.
— Мужчина? — почти закричал он. — И кто же это?
Я приобняла его за плечи:
— Ты. Ты будешь моей опорой, я знаю. Мы справимся.
Он посмотрел на меня точно так же, как на Брэма, когда тот засунул ему в рот нож с медом. Лицо его оставалось бесстрастным и неподвижным, словно стоячая вода, а в глазах, этих живых глазах, ясных и зорких, как у птицы, появилась пелена.
Джон никогда не выезжал за пределы Манаваки. Неудивительно, что он так нервничал. Я верила, что, как только мы сядем в поезд, он успокоится.
У кухонной плиты у нас стоял старый виндзорский стул, у которого уже не было половины реек, а одна ножка подкашивалась. Слушая наши новости, Брэм сидел на нем и раскачивался взад-вперед. Он не выказал удивления. Не просил меня остаться, даже не дал понять, что ему вообще есть дело до происходящего.
— Когда едете? — наконец спросил он.
— Завтра утром.
— На твоем месте, — сказал Брэм, — я бы сварил в дорогу пару яиц вкрутую. В поездах, говорят, поесть шибко дорого.
— Только яиц в поезде мне и не хватало, — сказала я. — Выставим себя деревенщиной.
— Да уж, такого позора ты не переживешь, — сказал он.
— Это все, о чем ты сейчас можешь говорить? — вскричала я. — О еде, черт бы ее побрал?
Брэм посмотрел на меня:
— Нечего мне сказать, Агарь. Это ты у нас сегодня говоришь. Уезжаешь, так уезжай.
И мы уехали.
Хорошо, что дело было зимой. В морозном воздухе колоколом прозвенело «Посадка заканчивается!», и поезд зашевелился, встряхнулся, словно сонный дракон, и поехал, сначала медленно, с королевским достоинством, затем быстрее, и вот он уже катит по блестящим на солнце рельсам. Мы проехали лачуги и хижины, окружавшие станцию, а также вокзальные постройки и водонапорную башню цвета засохшей крови. Не успели мы оглянуться, как оказались за пределами Манаваки. Я была поражена тем, насколько это крохотный город и насколько мало, в астрономическом измерении, понадобилось времени, чтобы его покинуть.
Вскоре мы уже ехали по белой долине Вачаквы мимо свалки и кладбища на холме. Присмотревшись, я увидела на вершине мраморного ангела с невидящим взором, охранявшего покой засыпанных снегом садов, безлюдных мест и спящих глубоко в земле мертвецов.