Каменный ангел (Лоренс) - страница 89
В кухне и кладовке, похоже, когда-то уже разбивали лагерь какие-то бродяги. Это открытие приводит меня в ужас. Не я одна знаю об этом месте. Могла б и догадаться. Не вздумают ли они вернуться? Что тогда делать? Может, они и не тронут меня, а просто заходят переночевать. Свой замок я не могу запереть, как не могла запереть свою комнату дома. Нет, не буду бояться раньше времени. Придет беда, тогда и подумаю. Но это лишь бравада, на самом же деле мне не по себе.
Черный деревянный стол запачкан прогорклым жиром, поверхность, вся в зарубках и инициалах, изрезана не одним ножом. На столе восседает пустая четырехлитровая бутыль, на этикетке написано: «Сладкое ежевичное вино». Рядом бумажная тарелка, из которой когда-то ели рыбу и чипсы, — чей рот, хотела бы я знать, все это поглотил? Где этот человек сейчас? Давно ли это было или только вчера? Раковина в пятнах ржавчины и грязи, краны сняты. На полу — жестяная банка из-под табака «Олд Чам», в ней три окурка. Вот и все. Больше тут ничего нет.
Перила лестницы в прихожей — из мореного дуба, стойка украшена резьбой. Я медленно поднимаюсь. Шаг, еще шаг. Еще и еще. Вот я и наверху — как ни странно, здесь я чувствую себя в большей безопасности, как за баррикадами. Кроме катающихся по полу клубов пыли, в комнатах ничего нет. Впрочем, это не совсем так. В одной спальне стоит металлическая кровать с балдахином, и, что удивительно, на ней до сих пор еще есть матрас. Радуясь, я трогаю его рукой. Мне подготовили комнату. Матрас, правда, подгнил и пахнет плесенью, ведь его давно не просушивали. Но он есть, и он мой. Из окна спальни мне видны темнеющие очертания деревьев, а за ними — море. Подумать только, у меня комната с видом. Воодушевленная, я снова спускаюсь вниз по лестнице и возвращаюсь с пакетом и шляпой.
Как это все-таки радостно и волнующе — переезжать на новое место. Поначалу ты веришь, что не взял с собой из прошлой жизни ничего — прошлого больше нет, оно выжжено щелочью, и ты начинаешь все сначала в полной уверенности, что на этот раз уж точно все получится.
Жилище мистера Оутли — это был не дом, а гигантский каменный сарай, и жил он там совсем один, большей частью в библиотеке; он с чувством рассказывал о своей любви к классикам, но при этом под кожаным переплетом Ксенофонтова «Анабасиса» прятал детективы; он почти никогда не переступал порог гостиных, но при этом требовал, чтобы они были вылизаны до блеска и готовы к приему гостей, которые никогда не приходили. Мне грех жаловаться. Он был добр ко мне. Правда, и я была к нему добра. Исключительно деловые отношения, ни намека на что-либо иное. Он все равно был слишком стар. Я создавала для него уют и порядок, приносила ему горячее молоко в десять часов, слушала бульканье, пока он его выпивал, играла с ним в шахматы и смеялась над его байками. Он ходил в море и рассказывал, как во времена, когда переселенцам из Поднебесной империи запрещалось брать с собой женщин, они привозили в страну азиатских жен за огромные деньги, набивая женщин в трюм, как кильку в консервную банку, а если пограничники чуяли неладное, открывалось потайное дно, и женщины камнем шли на дно. Они заранее знали, на что шли, уверял он меня. Мужья негодовали, теряя сразу и женщин, и деньги за провоз, но что тут поделаешь? В этом месте мистер Оутли всегда пожимал плечами и улыбался, приглашая меня понимающе посмеяться. И я угождала ему, ибо что тут поделаешь? Каждый доллар, что он оставил мне в своем завещании, я отработала сполна, это уж точно.