— Ну, здравствуй, Петя! — произнесла она низким, приятным голосом.
— Здравствуй, Серафима! — встрепенулся Чикомасов, и Джону показалось, что тот испытывает к женщине что-то большее, нежели просто дружеские чувства.
— С ночевкой? Или набегом?
— Да какая ночевка! — с досадой махнул рукой Петр Иванович. — Как будто ты не знаешь моей попадьи. Вообразила себе, что я в Москве завел любовницу. Даже к тебе, представь, ревнует…
— Почему даже? Или я в любовницы уже не гожусь? — засмеялась Серафима.
Она подошла к толпе детей и развела ее руками легко, как тополиный пух. Они обнялись с Петром Ивановичем и трижды поцеловались.
— Кто у тебя в машине? — спросила Серафима.
— Познакомься, это Джон, — сказал священник. — Приехал к нам из Америки, но говорит по-русски лучше любого русского. Его обучал языку бывший полковник белой армии, дворянин, не чета нам с тобой. Джон, познакомьтесь: Серафима Павловна Нифонтова, директор и воспитатель интерната, мой добрый товарищ.
Половинкин нехотя вылез из машины.
— Джон? — спросила Нифонтова, крепко здороваясь за руку и внимательно, прямым жестким взглядом изучая Половинкина. — Мне знакомо ваше лицо. Надеюсь, вы не привезли нам из Америки колорадского жука? Мы только вчера его с картошки обобрали. Все-таки где же я могла вас видеть?
— Джон — сирота, — зачем-то сказал Чикомасов.
— Тогда понятно, — успокоилась Серафима. — У всех сирот есть что-то общее в лицах. И как в вашей Америке живется сиротам?
Вопрос был задан так бестактно, что Джон с Чикомасовым удивленно переглянулись.
— У вас тоже есть дети, брошенные родителями? — не смущаясь, продолжала Нифонтова.
— Бывает… — сквозь зубы отвечал Половинкин.
— Я слышала, что вы живете богато. Зачем людям, живущим богато, бросать своих детей?
— Зла и нищеты хватает и в Америке.
Серафима поджала губы.
— В таком случае, зачем ваше богатство?
— В Америке, — вдруг разволновался Половинкин, — нет таких отвратительных детских домов, где директор не имеет средств даже нанять повара и уборщицу и приглашает их из соседней деревни. Там девочки не бегают ночью зимой в холодный деревенский туалет…
— У нас сделали теплый туалет, — растерялась Нифонтова и вопросительно-сердито взглянула на Чикомасова.
— Я ничего ему не рассказывал, — Петр Иванович развел руками.
— Недавно? — саркастически спросил Джон.
— Идемте-ка чай пить, — сказал Чикомасов.
— Ура! — завопили дети, которым беседа взрослых показалась слишком затянувшейся. — А вы конфет привезли?
— Привез, привез! — говорил священник, весело шагая по дорожке в окружении детей, уже вытащивших из «Нивы» множество коробок и свертков. — Но прежде мы с вами исповедуемся. Вы грехи свои на бумажки выписали?