За одной открытой дверью стояло пианино, наполненное тихим горем Натальи Денисовны Фарятьевой, и добротой ее сердца, и трудом польского мальчика, которому она эту доброту отдала вопреки тем, кто хотел отнять у него все человеческое.
За другой распахнутой дверью лежали на полу дрова вперемешку с макаронами – все это было рассыпано в нетерпении и счастье.
За третьей видно было одно лишь окно, но казалось, что это не окно, а картина висит на стене. На картине этой прямые высокие сосны, и снег, и укрытое этим снегом кострище – на нем давным-давно пекли картошку дети, которых успели за их детство научить быть счастливыми.
Подзабылась она, конечно, за жизнь, эта наука, но совсем забыться не могла. Вот оно счастье, вернулось.
– Все ко мне вернулось, – сказала Саша. – Ты привел.
Она повернулась к Сергею, поцеловала его плечо. Он улыбнулся. Глаза его были закрыты. Саша видела, что он не может пошевелиться и глаз не может открыть – переполнен счастьем, расплескать боится.
– Сереж, – спросила она, – а ты мне близкий человек?
Интересно, что он ответит на такой глупый вопрос?
– Да, – ответил он.
Саша улыбнулась. Не раздумывал и даже глаза не открыл.
– Я тебя хотела спросить, но раньше не могла.
– Почему?
Не могла же она ему сказать, что раньше он не был ей близким человеком! То есть это именно так и было, но сказать ему об этом она не могла.
– Потому что… Ну, неважно. Я хотела спросить: у тебя детей нет?
Он открыл глаза, повернул голову, посмотрел удивленно. Может, ожидал вопроса возвышенного и элегического. Но на элегические вопросы Саша была неспособна. А если кто-нибудь задавал их ей, то она отвечала со всей своей язвительностью.
– Ты же сказал, что близкий, – поспешно проговорила она. – Значит, я могу тебя об этом спросить.
– Думаю, детей нет, – сказал Сергей. – Если бы они у меня были, то мне бы об этом, наверное, сообщили.
– Да уж это точно! – хмыкнула Саша.
Интересно бы посмотреть на женщину, которая не захотела бы для своего ребенка такого отца.
– А почему? – спросила она. – Почему их у тебя нет? Этого же понять невозможно. Дети есть у таких ничтожеств, которым надо бы вообще запретить размножаться. Ну что ты смеешься? Скажешь, не так? А у тебя, говоришь, нету. Хотя у тебя их, по-моему, должна быть сотня.
– Примерно так и есть. Даже больше сотни.
– Я не про учеников. И не про турклуб. Не уходи от ответа – почему?
– Саша, ну зачем тебе это знать?
Он поморщился. Этот вопрос не мог быть ему приятен. Но ей надо было знать ответ. Вернее, ей надо было понять, правильно ли она знает ответ.
– Значит, ты не близкий человек! – заявила Саша. – Если дело в здоровье, то я вообще не понимаю, чего стесняться. А если в чем-то другом, то вот и отвечай прямо, раз ты близкий.