Но она не удивлялась – она пела, контрабасист играл, и играл совершенно особенным, совершенно для нее новым образом: он оставлял ее голосу обширное пространство, и в этом свободном, окруженном могучим гулом пространстве голос ее звучал так, что она сама его не узнавала.
Когда Саша допела и контрабасист последний раз ударил смычком по струнам, зал взорвался такими воплями, каких ей никогда не приходилось слышать. Хотя публика выглядела вроде бы взросло и даже солидно: подростки-то редко ходят на джазовые концерты.
– Если надумаешь петь со мной, позвони, – сказал контрабасист. – Или приходи, мы здесь часто играем.
– Спасибо, – кивнула Саша. – По-моему, получилось здорово.
– У тебя необычный голос, – сказал клавишник. – Вроде бы не такой, как в опере, но какой, я что-то не разберу.
– Я и сама уже не разбираю, – сказала она и поспешила спрыгнуть со сцены.
Ей совсем не хотелось сейчас рассуждать о своем голосе. Ей было весело, легко, блюзовые переливы еще плескались у нее внутри… Ей не хотелось думать ни о чем, что находилось за этими синими стенами! Разве только о Филиппе, но о нем ей хотелось думать всегда.
– Это был взрыв, Алекс! – воскликнул Стив, когда Саша вернулась к нему за столик.
– Ядерный? – засмеялась она.
– Даже сильнее! Я никогда не слышал такого Моцарта.
– Да он, может, в гробу перевернулся, если сам все это услышал.
– О, нет! Он был гений. И к тому же веселый человек.
Стив придвинул Саше коктейль, похоже, именно что ядерного состава. Она собралась уже выпить, но тут телефон в ее сумке зазвенел особенным звоночком. Филипп хотел разговаривать с ней и хотел ее видеть.
Джазисты заиграли после минутного перерыва что-то немыслимое по силе и живости, музыкой загремели стены, казалось, с них вот-вот осыплется краска, расслышать что-либо в таком всеобъемлющем потоке звуков было невозможно. Саша схватила сумочку, в которой не утихал призывный звонок, и выбежала из зала.
На красной лестнице было все же потише. Наверное, потому, что подвал был старый и коридор у выхода из зала изгибался причудливой загогулиной.
Лицо Филиппа появилось на экране. Звук немножко запаздывал, и Саша угадывала его слова чуть-чуть раньше, чем слышала их.
– Как музыка гремит, – проговорил Филипп. – Да у тебя же вечер уже. Ты где-нибудь на концерте?
– В джаз-клубе. Только что пела блюз с контрабасистом, представляешь?
– Думаю, замечательно получилось.
Саша смотрела на его губы и жалела, что их можно только видеть, что не придумано еще способа поцеловать эти губы прямо через океан. Ей захотелось вернуться в Москву немедленно. Зачем она уехала, о чем еще собиралась размышлять? Дура, больше ничего!