Радость.
Они живут таинственно. Эти люди окружены тайной.
Радость поднимает их в небо.
Вот это уже имело значение. В небо их поднимала радость, и не важно, растут ли крылья у них за спиной или держатся с помощью каких-то ремней и застежек. Потому что увиденное им — даже с такого расстояния — требовало таких же усилий, как то, что происходило на бульваре Уилтшир. Такое же расточительное использование энергии, чтобы всего лишь на мгновение получить чарующий эффект отмены законов природы. Но это мгновение требовало такой самоотдачи, этот короткий промежуток времени был так ужасен и так прекрасен, что люди шли на это с одинаковым страхом и восторгом.
И все это только игра, внезапно подумал он и даже почувствовал в этом уверенность. Игра, а может быть, даже… может быть, только подготовка к игре, такая же, как весь тот пот и пульсирующее напряжение на верхнем этаже балетной студии. Репетиция перед выступлением, которое, возможно, смогут увидеть всего несколько человек и которое, возможно, пройдет очень быстро.
Радость, подумал он снова, теперь уже стоя на ногах и повернувшись в сторону летающих вдалеке людей. Ветер трепал его волосы, заставляя постоянно убирать их со лба. Время его детства подходило — нет, быстро летело — к концу (и если б ему кто-нибудь об этом сказал, то Джек пусть с неохотой, но согласился бы, что он чувствует это приближение, — мальчик не может долго идти по дороге, не может пройти через множество испытаний, таких, какие на него обрушились в Оутли, и при этом не потерять детской наивности), но в те моменты, когда он стоял, глядя в небо, детство, казалось, вновь окружало его, словно в поэме Элизабет Бишоп, когда юный рыболов в свой короткий момент прозрения видел вокруг себя только радугу, радугу, радугу.
Черт с ней, с радостью, но это яркий маленький мирок.
Чувствуя себя лучше, чем когда это все началось — и только Бог знает, когда было то, другое, — Джек шагал по Западной дороге легкими шагами, с лицом, расплывшимся в блаженной, немного глупой улыбке. Он то и дело оглядывался назад через плечо и долго-долго смотрел на летающих людей. В чистом воздухе Долин это выглядело восхитительно. И даже когда он больше не мог на них смотреть, чувство радости не исчезло, переливаясь всеми цветами радуги в его голове.
7
Когда солнце начало садиться, Джек понял, что оттягивает свое возвращение в другой мир — в американские Долины — и совсем не из-за отвратительного вкуса колдовского зелья. Нет, он оттягивал его, потому что не хотел уходить отсюда. Меж зеленых лугов тихо журчал ручеек, снова начали появляться небольшие рощицы — высокие деревья со странными плоскими кронами, похожие на эвкалипты, ручеек поворачивал вправо, в сторону от дороги, а потом, вдалеке, превращался в огромное водное пространство. Оно в самом деле было