Орк наклонился к нам.
— Ворота Стойбища всегда открыты для вас, если захотите помочь мне в поисках моего названого брата. Разумеется, ваши усилия будут тщетны из-за вашего малоумия и слабости, но, как верные и преданные рабы, вы должны быть подле хозяина, даже если, как всегда, окажетесь бесполезны.
Хитер…
Не важно, что решают люди вокруг, веди себя так, словно они делают это по твоему приказу или, по крайней мере, с твоего позволения.
— Я буду ждать вас, рабы! — прогрохотал орк, и видение развеялось в воздухе.
— Гад! Шибенник! Ракалия! — бесновался Огнард. — Да, я к тебе приеду, не сомневайся! Башку твою отрублю, на этих вратах повешу.
Руфус с трудом подавил улыбку.
Гибель Аскольда была ему явно на руку, теперь казначей остался в крепости главным. Воевода, хоть и командовал гвардией, не смог бы угнаться за ним в хитрости.
— Коня мне! — закричал Огнард. — Поднять войска по тревоге! Пусть седлают крылатых и ждут меня в Главной башне.
Он рванулся к Кругу телепортации.
Димитрис шагнул вперед.
Хотел остановить командира, не дать ему совершить глупый и опасный поступок, обрекая на гибель город и его жителей.
Но Руфус кратко покачал головой.
Я понял, что эти двое, хоть и терпеть не могли друг друга, привыкли, если надо, объединяться против общей опасности.
— Воевода!
Руфус встал на его пути.
— Объявишь оркам войну?
Стальной кулак Огнарда, объятый гудящим пламенем, поднялся к самому лицу казначея.
— Да, я сровняю с землей и их поганое стойбище, и каждую деревеньку, что мы отыщем в степи!
Руфус грозно нахмурился.
— Али ты задумал измену, Огнард? Али нарушишь волю государя-императора?
Воевода попятился.
Глаза его расширились, губы задрожали в бессильной ярости.
— Али забыл, что велено нам было в Чернодворце? Сечи с орочьей мразью не затевать и деревень их не жечь, до прямого императорского приказа.
Огнард побледнел.
Его огромный кулак медленно опустился, колдовской огонь погас и растаял в перчатке.
— Что скажешь мне, воевода?
Другой бы на месте Руфуса стал угрожать.
Он мог сказать о пытках, костре и дыбе, четвертовании — казнь за измену государю-императору бывает столь же жестокой, как щедра награда за верность.
Но умный политик — казначей знал, где следует остановиться. Одна лишь мысль о предательстве, словно тяжелая гоблинская булава, ухнула по голове Огнарда.
Он пошатнулся, коснулся ладонью рта, словно пытаясь вернуть оплошные речи, потом снял колдовскую перчатку и провел рукой по лицу.
— Правда твоя, Руфус, — негромко произнес он. — Хоть и горько мне это признавать. Ничего! Я поеду в Стойбище, возьму только два отряда.