– Тогда мы найдем договор аренды. И там тоже будет указан точный адрес объекта загородной недвижимости. – Он взял чай и пару пирожков с собой. – Ты доедай, а я пойду искать документы.
Из комнаты какое-то время слышался шорох бумаги. В тот момент, когда Болек с сожалением смотрел на последний оставшийся пирожок, из глубины квартиры раздался победный возглас.
– Есть свидетельство! Снегири. Собирайся, поехали!
Торопливо заглотив последний кусок, Болек вышел в коридор, осматриваясь. По квартире будто Мамай прошелся. Все содержимое шкафов валялось на полу, вперемешку с документами, которые Лёлек отсеял как ненужные.
«Ну, значит, и посуду мыть не надо», – довольно подумал Болек и покинул гостеприимную квартиру известного музыканта.
– Ну да, извесный музыкант. А тебе не все равно? – Одной рукой Макс держал руль, другой – мобильный телефон. – Серега, я с Егорычем уже договорился, он возьмет всё, что надо. От тебя – только мегафон.
Пока Маршалин обсуждал с Егором детали предстоящей операции, Паджеро уже въехал в Красногорск.
– Да не бойся ты, ничего нам за это не будет. «Все пройдёт без шума и пыли, гаа», – процитировал он героя Папанова.
– А Мегафон нам зачем? У тебя же МТС? – спросила Настя.
Макс улыбнулся.
– Да не тот Мегафон, что сотовый оператор. Обычный, который голос усиливает. На демонстрациях еще в него кричат «Россия без Путина» и все такое.
– А он-то для каких целей?
– Увидишь. Будем Джинна выпускать.
Из темноты появилась зеленая стелла бензозаправки.
– Давай-ка заскочим, заправимся. – Решил Макс. – Завтра нам отмотать немало придется. Ты посидишь?
– Да нет, – Настя вышла вместе с ним. – Я забегу, носик попудрю. Что-то шампанское на волю просится.
– Девяносто второго, полный. – Макс отправился к кассе. Настя скрылась в глубине магазина. Из-за позднего часа машин практически не было, только Паджеро Маршалина, да черный БМВ у дальней колонки.
– Ну что, удачно? – спросил Макс, когда они отъехали.
– Знаешь, не совсем. Машин нет ни одной, а все туалеты заняты. И мужской, и женский.
Из женского туалета послышалось недовольное кряхтение.
– «Робин Гуд», говоришь? Кряхти теперь тут, как Кентервильское приведение.
Мужская кабинка сосредоточенно молчала.
– А ты подумал, пожиратель отходов, сколько эти пирожки там пролежали? С его-то графиком? Гастроли, репетиции. А они на жаре…
В ответ послышался только шелест рулона туалетной бумаги.
– Идиот! – продолжала возмущаться «женская» кабинка. – Из-за твоего обжорства мы опять срываем операцию. Ты, хоть, понимаешь, что мы уже полчаса сидим здесь, как гордые орлы?