— Роман тут ни при чем, — отрезал Кантлинг. Он скрестил руки на груди, но в голосе сохранял спокойствие. — Ты ханжа в том, что делаешь в постели. Или следует сказать: чего не делаешь? — Он улыбнулся.
Лицо Хелен стало красным, свекольно-красным, подумал было Кантлинг, но тут же отверг это определение. Старо и избито.
— Ну да. Зато она — уж она все делает, верно? — Голос у нее был как разъедающая кислота. — Сисси, твоя маленькая Сисси. Она наколет себе сексуальную татуировку на заднице, если ты ее попросишь, так? И будет заниматься этим под открытым небом, будет заниматься этим где ни попадя, когда вокруг полно людей. Она будет носить белье, которое ничего не прячет, — что может быть веселее? Она всегда готова, и у нее на животе ни единой складочки, и у нее груди восемнадцатилетней, и навсегда останутся такими, верно? Так как мне тягаться с такой? Как? Как?! Гнев Ричарда Кантлинга был холодным, управляемым, саркастичным. Он встал и нежно улыбнулся ее ярости.
— Перечти роман, — сказал он. — Сделай выписки. Он внезапно проснулся в темноте от прикосновения шелковистой кожи к его ноге.
На задней спинке кровати устроилась Сисси, завернутая в алую атласную простыню. Длинная стройная нога шарила под одеялом. Сисси шаловливо улыбнулась ему и продолжала свою игру.
— Привет, папуля! — сказала она.
Этого Кантлинг и боялся. Про это он думал накануне весь вечер, из-за этого долго не мог уснуть. Он отдернул ногу и с трудом сел на постели. Сисси надула губы.
— Ты что, не хочешь поиграть? — спросила она.
— Я, — сказал он, — не верю. Это не может быть реальностью.
— Ну и что? Все равно очень здорово!
— Чего добивается Мишель, черт побери! Как она это устраивает?
Сисси пожала плечами, простыня чуть-чуть соскользнула, и из ее складок выглянула безупречная восемнадцатилетняя грудь с розовым соском.
— У тебя все еще груди восемнадцатилетней девочки, — тупо пробормотал Кантлинг. — И у тебя они всегда будут такими.
— А как же! — Сисси засмеялась. — Можешь попользоваться, папуля, если хочешь. На спор: ты для них такое придумаешь!
— Перестань называть меня папулей, — буркнул Кантлинг.
— Но ты же мой папуля, — произнесла Сисси детским голоском.
— Прекрати, — потребовал Кантлинг.
— Почему? Тебе хочется, папуля. Хочется поиграть со своей дочуркой, правда? — Она подмигнула, — Сладок разврат, а инцест — во сто крат. Совместные игры в семье укрепляют семью. — Она кивнула на кровать. — Обожаю старинные ложа. Папуля, хочешь меня связать? Вот здорово будет!
— Нет, — сказал Кантлинг, сбросил одеяло, слез с кровати, вдел ноги в шлепанцы и надел халат. Эрегированный член пульсировал и дергался. Надо уйти. Уйти подальше от Сисси, не то… Додумывать он не хотел и нагнулся к камину.