– Ну, знаете… – промямлил я.
– Нет, не знаю. Тебе придется объяснить.
– Может быть, я видел его в баре или еще где-нибудь.
– Может быть, ты видел его в баре или еще где-нибудь?
– Ну да. Типа в магазине.
– Типа в магазине?
– Ага.
– А в каком магазине?
– На почте. В Гринхэме.
– Так где же ты его видел – в баре или в магазине?
Я так устал, что слова сами выпали у меня изо рта. Я не мог их остановить.
– В баре, – сказал я не думая.
– Так, значит, ты видел его раньше?
– Может быть.
Браун наклонился ко мне. Он протер глаза, но лучше они от этого не стали. От него пахло кофе, сигаретами и мокрой шерстью.
– Ах, Эллиот, Эллиот. Может быть, а может быть, и нет. Хватит врать, говори правду, понял?
– Я устал.
– Представь себе, мы тоже.
– Хочешь кофе? – спросил меня Поллок.
Я не очень понимал, что он от меня хочет, но на всякий случай сказал:
– Да, спасибо.
– С сахаром?
– Одну большую ложку.
– Сейчас принесу.
Браун наклонился вперед и сказал:
– Допрос прерван в 11 часов 16 минут, 17 августа 1976 года, – и выключил магнитофон.
Поллок пришел назад с чашкой кофе, поставил передо мной на стол и спросил:
– Курить хочешь?
– Нет, спасибо.
– Не возражаешь, если мы закурим?
Я покачал головой, и в течение следующих десяти минут мы сидели молча в маленькой комнате среди клубов сизого дыма. Мне казалось, что мир стал светлее, подернулся дымкой и выцвел. В ушах у меня загудело, глаза начали слезиться. К тому времени как детективы досмолили свои сигареты и снова включили диктофон, я уже плавал среди вертящегося вокруг меня смутного и полузабытого: ряды кустов в парнике, стеклянные глаза повешенного, его хриплый голос, висящие в гараже пучки конопли, висящее тело среди леса, скрип веревки, коровы, спящие на лугу, мои собственные спящие глаза, запах трейлера и навоза, хиппи в баре, мистер Эванс в своем жилете…
– Эллиот?
– Эллиот!
Вздрогнув, я открыл глаза:
– Простите, я, кажется, отключился.
– Допрос возобновлен в 11 часов 31 минуту, 17 августа 1976 года, – сказал Браун.
– Просто расскажи нам, как все было, без вранья, и мы тебя сразу же отпустим, – добавил Поллок. На секунду улыбка слетела с его лица, и я увидел мелкие зубы. Они были белые и отполированы до блеска, как пастилки мятной жвачки.
– Я не вру, – сказал я.
– Но ты, может быть, видел убитого в баре. В каком баре?
– В «Глобусе». В «Глобусе», в Эппли.
– Он был один?
– Не помню.
– Уж постарайся вспомнить!
– Не могу.
– Постарайся, я сказал! – Улыбка совсем исчезла с лица, и Поллок наклонился ко мне, а Браун тоже наклонился вперед, так что мне совсем расхотелось допивать кофе.