Очерки по истории русской агиографии XIV–XVI вв. (Клосс) - страница 20

въ святительскых одеждахъ пришедша и ставша над ним, и рекша ему: «Отверзи, чадо мое, уста своя». Оному же отверзъшу, святитель десною рукою прикоснуся языку его и благословившу его, и яко же нѣкоею сладостию гортань его нальявъшу. И абие възбудися отроча и никого же видѣ. И от того часа вся, елико написоваше ему учитель его, малым проучениемъ изъучааше, яко и в малѣ времѣни всѣхъ съверьстьникъ своих превзыде и предвари.

Бывъшу же ему двоюнадесятим лѣтом, иде къ прележащеи тамо пусты ни въ единъ от монастырь, и от тамо сущаго игумена постризается и къ братии причитается. И съ отъятиемъ убо власныимъ и всяко мудрование съотрѣзает плотьское, и бывает свершенъ [въ] всемъ послушникъ[64], духовному отцю своему послѣдуя. В поварню убо воду на раму своемъ и дрова нося, и братия власницы измывая, зимѣ же и лѣтѣ се творя безъпрестанно. Ни же се остави правило, еже по звону церковному пръвому обрѣтатися въ церкви въ нощьныхъ и въ дневных правилѣх, и по скончани послѣжде всѣх исходити. Но и стоящу ему въ церкви и съ благоговѣниемъ послушающу божественаго писаниа съ всякымъ прилежаниемъ, николи же въсклонися къ стѣнѣ. И лѣта убо доволна въ таковомъ устроени проводи день от дне, яко же нѣкоею лѣствицею въсхождениа въ сердци полагаше, по Лѣствичника указанию же и слову. Всегда убо наставника во всемъ послушая и братиамь без лѣности служа, не яко человѣкомъ, но яко самому Богу. И всѣмъ образъ бываше благъ къ добродетельному житию смѣрениемь и кротостию, и молчаниемъ.

По временѣ же и диаконьское служение приемлет разъсужениемь наставничимь, потомъ же и презвитерьскому сану сподобися, и ни тако пръваго служениа не преста, еже служити братиамъ съ всякымъ смѣрениемъ въ скрушени сердца. Но в желание приходить учению иконному, еже и въскорѣ навыче повелѣниемъ наставника. И сему убо дѣлу прилежа, и образъ Спасовъ пиша и Того всенепорочныя Матере, еще же и святыхъ въображениа и лица, и отсуду умъ всякъ и мысль от земьныхъ отводя, весь обоженъ бывааше умомъ и усвоевашеся къ воображениемъ онѣх, и большее рачение къ добродѣтельному житию прилага же, и къ слезамъ обращаашеся. Обачаи бо есть въ многых се, яко егда помянеть любимаго лице, абие от любве к слезамъ обращается. Сице и съи божественыи святитель творяше, от сихъ шаровныхъ образовъ къ первообразным умъ възвождааше. И убо преподобныи отець нашь и Божии человѣкъ без лѣности иконы дѣлааше, наставникъ же сих приемля, раздавааше, ова братиамъ, ова же и нѣкыим христолюбивымъ, приходящымъ въ монастырь благословениа ради.

По времѣнѣ же благословениемъ и повелѣнием наставника своего исходит от обители, ни бо достояше таковому человѣку не преже проити въся степени и потомъ на учительскомъ сѣдалищы посадитися. Исходит убо от обители и обходить округъ мѣста она пустыннаа, и обрѣтает мѣсто безъмолвно на рѣцѣ, нарицаемои Рата, и ту жылище себѣ водружает. И труды многы подъемлет, и болѣзни къ болѣзнемъ прилагает, и поты проливает, и церковь въздвизает во имя Спаса нашего Исус Христа, и келии въставъляет въ пребывание къ приходящеи к нему братии. И в малѣ времени събрася к нему немало число братии. И съи убо блаженыи печашеся о их спасении, яко отець чадолюбивъ, и не точию словом учаше сихъ, но и дѣломъ большее наказуаше тѣх. Бяше бо нравомъ кротокъ, молчаливъ же во всем, и не яко старѣишина показуашеся братии, но послѣдни всѣх творящеся. Ни же когда разъяряся на кого согрѣшающа, но с тихостию и словомъ умиренымъ [учаше]. Бѣаше же и милостивъ толико, яко николи же просящаго убога или странна не отпусти тща, но от обрѣтающыхся в них подааше, множыцею и вътаи братии, поминая рекъшаго: «Милуяи нищаго, Богу в заимь дает». И самого Господа послушая, повелѣвающа: «Будете щедри, яко же Отець вашь небесныи щедръ есть». Множыцею бо, не имы что ино дати просящымъ, дааше от иконъ писомых от него, иногда же и власаницу сънемь себе, дасть на пути убогому, томиму зимою.