В штаб Кубанского войска художественная литература приходила, но о ее дальнейшей судьбе никто не заботился, и книги оставались лежать на складе, иногда даже нераспакованные.<…>
Отбор мальчиков в войсковой хор проводился в строго приказном порядке. Регент приезжал в станицу, где по требованию атамана в правление вызывалось десять — пятнадцать мальчиков и их под скрипку заставляли спеть тот или иной звук или песню. Если музыкальные данные какого‑либо мальчика устраивали регента, то родителям сообщалось об этом. Иногда мальчиков забирали в хор без согласия родителей. Автор воспоминаний К. Живило о своем пребывании в хоре заметил: «На казачат смотрели как на рабов…»[6].
Для пения в церкви утренней службы мальчики должны были рано просыпаться и идти в собор через весь город. В зимнее время на улицах города было столько грязи, что можно было проехать лишь на лошади, и мальчикам приходилось пробираться дворами и огородами, перелезая через десятки заборов и отбиваясь от целых свор разбуженных собак.
Где‑то в 70–х годах XIX века наряду с мальчиками — казачатами в войсковой хор начали принимать и мальчиков из семей иногородних, что, конечно, намного увеличило возможности выбора лучших голосов в хоре.
Взрослые певчие в основном проходили действительную военную службу в войсковом хоре. Для детей же казарменная обстановка была очень тяжелой, а если учесть, что они в хоре не получали ни общего, ни достаточного музыкального образования и никаких умений, то им лучше было бы оставаться в своей семье.
Когда же голос у мальчиков менялся (мутировал) или ухудшался от непосильной нагрузки и отсутствия правильной постановки голоса, дети и подростки исключались из хора. Такова судьба мальчиков — певчих была не только в войсковом хоре, но и во всех хорах России.
Чтобы лучше представить положение мальчиков в хорах царской России XIX века, достаточно познакомиться с высказыванием Н. А. Римского — Корсакова о состоянии обучения и воспитания в Петербургской капелле, одним из руководителей которой он был с 1883 по 1893 год.
«Безграмотных… мальчиков, забитых и невоспитанных, кое‑как обучаемых игре на скрипке, виолончели и фортепиано, при спадении голоса большей частью постигала печальная участь. Их увольняли из капеллы, снабдив некоторой выслуженной ими суммой денег, на все стороны, невежественных и неприученных к труду. Из них выходили писцы, прислуга, провинциальные певчие, а в лучших случаях невежественные регенты или мелкие чиновники. Многие спивались и пропадали… Весь строй учебного дела, как по инструментальному классу, так и по регентской специальности, установленный автором «Боже царя храни» Львовым, никуда не годился. Надо было все переделывать или, лучше сказать, создать новое»