— Ого, Букер — это звучит! Там, кажется, хорошие деньги дают? — оживляется папа. — А что, я думаю, тебе стоит рискнуть.
Все-таки мужчина — сооружение непробиваемое, а папа, тот вообще до сих пор в танке.
Не дожидаясь, пока со стороны маминых позиций грянет ответный залп, я будто невзначай опрокидываю бокал с вишневым соком на белую скатерть: приходится выбирать наименьшее зло и локализовать грандиозное сражение до бури в стакане.
Слава богу, конфликт исчерпан маминым кудахтаньем по поводу испорченной скатерти. Правда, в данный момент она больше не узнает ни мужа, ни сына, и обращается к ним на «вы». Так обычно выражается ее обида. На мой взгляд, способ в высшей степени аристократичный, которому нелишне поучиться нашим директорам. Например, вызывает к себе сотрудника главный редактор, и вместо того чтобы, брызгая слюной, орать на него за проваленное задание, смотрит на вошедшего в лорнет, но все равно не узнает, робких оправданий не слышит, а вскоре и вовсе перестает беднягу замечать. Тому ничего не остается, как потоптавшись, убраться восвояси с должным чувством вины, но без особого ущерба для самолюбия. Эх, как бы славно было…
— Катя! О чем замечталась? — гудит папа, видимо, для того, чтобы разрядить обстановку. — Между прочим, засек тебя вчера на Невском с каким-то молодым человеком. Кто это? На вид солидный парень, без всяких новомодных финтифлюшек. Люблю, когда мужик выглядит по-мужски.
— А как он еще должен выглядеть? — отвлеченно бубнит в брошюру Димка.
— Да уж не так как ты! — немедленно следует раскат грома. — Что за рубашка на тебе? Где это видано, чтобы парень рядился в розовую рубашку, да еще в цветочек?! А ну марш переодеваться! И чтобы я больше этого срама на тебе не видел! Армия по тебе плачет. Ничего, уже недолго осталось, кончишь институт — и под ружье. Там научат уму-разуму.
Заметно, как мама багровеет от гнева и невозможности высказать супругу-вояке давно укоренившееся мнение, напомнить в который раз, что кухня — не казарма, и квартира — не полигон, но сдерживается из последних сил. Правильно, какой смысл твердить одно и то же, все равно не дойдет. У папы твердые убеждения.
— Так что за кавалер? — настаивает папа.
— Случайный знакомый. — Скашиваю глаза на Димку: еще начнет скандалить, если узнает, с кем я прохлаждалась на Невском. — Разговорились, нашли кое-что общее: его дед воевал на Ладоге. Кстати, мам, почему бы тебе не написать роман по воспоминаниям бабушки. Ты подумай, какой стоящий материал. У нас столько фотографий, а у бабушки письма, вырезки из газет, воспоминания моряков-сослуживцев. Будь я писателем, непременно бы воспользовалась. Посмотри, что написал Чероков в своей книге «Для тебя, Ленинград». — Я достаю с полки книгу командующего Ладожской военной флотилией, ее когда-то приобрел папа, он увлекается военными мемуарами, а я для себя отметила много интересных фактов. Один из них зачитываю вслух: — «Много лет прошло с тех пор, но и сейчас еще можно встретиться с заблуждением, что Дорога жизни проходила только по льду, что только одной ледовой трассе Ленинград обязан своим спасением от голода».