Тем не менее его дочь, что бы ей ни было известно из песен бардов и полуночных рассказов, никогда еще не видела, как убивает ее отец, до сегодняшней ночи. До того момента, когда он вонзил брошенный ему и пойманный меч глубоко в тело эрлинга, который пытался выторговать себе путь к свободе.
Она не испытала волнения при виде того, как умирает человек.
Это было неожиданно. Она открыла это в себе, видя, как меч Алуна аб Оуина в могучих руках отца обрушился на эрлинга. Она спросила себя, есть ли нечто плохое и даже неблагочестивое в том, что она не ужаснулась увиденному и услышанному: сдавленный, булькающий крик, поток крови, человек, рухнувший, как мешок.
По правде сказать, она даже испытала некоторое удовлетворение. Она знала, что ей следует покаяться за это в церкви. На ее горле и шее топор эрлинга оставил две раны. На ее теле и на зеленом платье засохла кровь. Она думала, что погибнет сегодня ночью. Приказала Шону и его людям позволить тому эрлингу убить ее. Те слова продолжали звучать в ее ушах. Тогда она была полна решимости, после ей пришлось скрывать дрожь в руках.
Поэтому она мало сочувствовала эрлингам, когда их убили, тем пятерым, которых ее отец приказал казнить, когда стало очевидно, что за них не заплатят никакого выкупа.
С ними разделались на месте, на залитом светом факелов дворе. Никаких слов, никаких церемоний, ни времени на молитву. Пять живых людей — пять мертвых тел. За это время можно успеть поднять и выпить чашу вина. Люди Брина ходили с факелами по двору, добивая тех эрлингов, которые лежали на земле раненые, но еще живые. Они пришли сюда грабить, захватывать рабов, насиловать и убивать, как приходили всегда.
Необходимо было все время давать понять: пусть сингаэли не поклоняются богам бури и меча и не верят в мир после смерти, полный бесконечных сражений, но они могут быть — некоторые из них могут быть, когда понадобится, — не менее кровожадными и безжалостными, чем эрлинги.
Рианнон все еще стояла во дворе, когда ее отец заговорил с пожилым рыжебородым эрлингом. Брин подошел к этому мужчине, которого снова держали два их человека, еще крепче, чем прежде. Один раз он уже вырвался — и спас Брина от стрелы. Ее отец, поняла Рианнон, очень злился из-за этого.
— Сколько вас здесь было? — Брин выплевывал слова, но говорил тихо. Она подумала, что он никогда не разговаривал тихо.
— Тридцать, немного больше. — Никаких колебаний. Этот человек был почти таким же крупным, как ее отец. И такого же возраста.
— И столько же оставили на берегу?
— Сорок, чтобы охранять корабли. И увести их от берега, если понадобится.