— Я знаю, у тебя есть компактная цифровая камера, но эта для… эмм… портретов и тому подобное. Она поставляется с двумя объективами.
Он моргает на меня, все еще не понимая.
— Сегодня в галерее тебе понравились фотографии Florence D’elle. И я помню, что ты говорил в Лувре. И, конечно, были и те, другие фотографии. — Я сглатываю, стараюсь изо всех сил, чтобы не вспомнить изображения, которые я нашла в его шкафу.
Он задержал дыхание, его глаза расширились как два прожектора, и я второпях продолжила, пока он окончательно не потерял терпение.
— Я думала, ты мог бы… эмм… хотел бы, сфотографировать… меня.
— Фотографии. С тобой? — он в изумлении смотрит на меня, не обращая внимания на коробку на коленях.
Я киваю, отчаянно пытаясь оценить его реакцию. Наконец, он смотрит вниз на коробку, его пальцы прикасаются к иллюстрации камеры на передней панели, с очаровательным почтением.
О чем он думает? О, это не та реакция, которую я ожидала, и мое подсознание смотрит на меня, как будто я одомашненное сельское животное. Кристиан никогда не реагирует так, как я ожидаю. Он смотрит вверх, его глаза наполнились чем, болью?
— Почему ты думаешь, что я хочу этого? — Спрашивает он, ошеломленный.
Нет, нет, нет!
— Ты сказал, что ты любишь это. Не так ли? — Спрашиваю я, отказываясь признать мое подсознание, которое ставит под сомнение, что кто-то хочет моих эротических фотографий. Кристиан запускает руку в волосы. Он выглядит таким потерянным. Он делает глубокий вдох.
— Для меня, те фото были, как страховка, Ана. Я знаю… Я обращался с женщинами, как с вещью так долго, — говоря это он делает неловкую паузу.
— И ты думаешь, что фотографируя меня… ммм… сделаешь меня вещью? — Я делаю полный выдох и кровь отступает от моего лица.
Он закатывает глаза.
— Я так растерялся, — шепчет он. Когда он снова открывает глаза, они широкие и осторожны, полные сырых эмоций.
Черт? Это я виновата? Мои вопросы о его биологической матери? Пожар в офисе?
— Почему ты так говоришь? — Шепчу я, комок подступает к горлу. Я думала, он был счастлив. Я думала, мы были счастливы. Я думала, что сделала его счастливым. Я не хотела запутать его. Хотела ли я? Мой мозг начинает закипать. Он не видел Флинна почти три недели. Так, что ли? Это причина, к разгадке? Вот дерьмо, я должна позвонить Флинну? И в этот самый момент меня осенило, это из-за меня — пожар, вертолет, «Чарли Танго», водный мотоцикл… Он взволнован, взволнован из-за меня; видя синяки на моей коже… Он обеспокоен ими весь день, выбит из колеи, потому что не привык к чувству вины из-за причиненной им боли. Меня осенило.