На пятьдесят оттенков светлее - Эрика Леонард Джеймс

На пятьдесят оттенков светлее

То, что для Анастейши Стил и Кристиана Грея начиналось, только как стремительная эротическая страсть — за короткое время изменило их жизнь.Ана всегда знала, что любить его будет не просто, и быть вместе — подвергнет их испытаниям, которые ни один из них не мог предвидеть. Она должна научиться делить образ жизни Грея, без ущерба для ее целостности и независимости. Он должен преодолеть свою навязчивую идею все контролировать, оставляя за спиной прошлое, которое продолжает преследовать его.Отношения между ними быстро развиваются: ​​Ана становится все более уверенной в себе и Кристиан начинает медленно ей доверяться, пока они уже не могут обойтись друг без друга.В развивающихся эротизме, страсти и чувстве, все, похоже, идет в лучшую сторону.

Читать На пятьдесят оттенков светлее (Джеймс) полностью

Пролог

Мамочка! Мамочка! Мама спит на полу.

Она уже довольно долго спит. Я глажу ее волосы, ведь ей это нравится. Она не просыпается. Я трясу ее.

Мамуля! У меня болит животик. Я голоден.

Его здесь нет.

Я хочу пить.

На кухне пододвигаю стул к раковине, и пью. Вода брызгает на мой голубой свитер.

Мама все еще спит.

Мама, проснись! Она неподвижна.

Она холодная.

Я тянусь за своим одеяльцем, укрываю им маму и ложусь на липкий зелёный коврик возле нее.

Мама все еще спит.

У меня есть две игрушечные машинки. Они мчатся по полу, где спит мама.

Наверно, мама заболела.

Я иду на поиски еды. В морозильной камере я нахожу бобы. Они холодные. Я медленно их ем. Из-за них у меня разболелся живот.

Я сплю возле мамы.

Бобы кончились.

Что-то находится в морозильной камере. Оно смешно пахнет. Я лижу это, и у меня прилип язык. Я медленно это съедаю. На вкус оно мерзкое.

Я выпил немного воды.

Я играю со своими машинками, и засыпаю возле мамы.

Мама холодная, и она не проснется.

Дверь со скрипом открывается.

Я накрываю маму одеяльцем.

Он здесь.

Черт.

«Какого хрена здесь произошло? А, эта сумасшедшая, ебнутая сучка.

Дерьмо. Черт.

Уйди с дороги, малый кусок дерьма».

Он пинает меня, и я ударяюсь головой об пол.

У меня болит голова.

Он звонит кому-то и уходит. Он запирает дверь.

Я ложусь возле мамули.

У меня болит голова.

Здесь дамочка-полисмен.

«Нет. Нет. Нет!

Не трогай меня.

Не трогай меня.

Не трогай меня!

Я останусь возле мамочки!

Нет!

Держись от меня подальше!»

Леди-полисмен берет мое одеяльце и поднимает меня.

Я кричу.

«Мамочка! Мамочка! Я хочу мою Мамочку!»

Слова исчезли. Я не могу сказать ни слова.

Мама не слышит меня.

У меня нету слов.


— Кристиан! Кристиан! — Ее голос нетерпелив, вытягивая его из глубин кошмара, глубин его отчаяния. — Я здесь. Я здесь.

Он просыпается, и она склоняется над ним, схватив его за плечи, трясет его, на ее лице запечатлелась боль, синие глаза наполнились слезами.

— Ана, — его голос превратился в судорожный шепот, у него во рту вкус страха. — Ты здесь.

— Конечно. Я здесь.

— У меня был сон.

— Я знаю. Я здесь. Я здесь.

— Ана.

Он выдыхает ее имя, и это его талисман против удушливой черной паники, пробегающей по его телу.

— Успокойся, я здесь.

Она обнимает его сильнее, тепло ее тела согревает его, отгоняет тени, отгоняет страх.

Она солнце, она свет, она принадлежит ему.

— Прошу, давай не будем ссориться. — Его голос хрипит, он обнимает ее.

— Хорошо.

— Клятвы. Нерушимы. Я справлюсь. Мы справимся. — Слова льются из его уст в беспорядке волнения, смятения и беспокойства.

— Да. Справимся. Мы всегда найдем способ, — шепчет она, ее губы на его губах, заставляя его замолчать, возвращая его в настоящее.