Оторвался от прицела, глянул вниз – Цукера вновь, как и в прошлый раз, колбасило. Палец его дрожал, словно в лихорадке, силясь нажать на спусковой крючок, но словно какая-то сила препятствовала этому, хотя видно было, что Юрка борется с собой изо всех сил.
Дальнейшее заняло пару секунд, не более.
Выскочивший из-за плит человек рванул было вперед – но запнулся… Развернулся – и Данил вдруг понял, что он смотрит прямо на него. И не только смотрит, но и видит, что было, в общем-то, не так просто из-за густой тени, в которой сидели сталкеры. Короткое движение стволом, тихий плевок выстрела – и человек, получив в грудь, с пробитым броником завалился на спину. Понимая, что засада сорвалась, и в ответ вот-вот прилетит не одна и даже не две пули, Данил метнулся по проходу назад. Свернул, уступая дорогу Цукеру, укрываясь за корпусом, – и тишину тотчас же разодрали автоматные очереди. Пули, с визгом рикошетя о бока боевых машин, улетали куда-то в глубину лабиринта, теряясь в завалах и терзая гнилые трупы грузовиков. Юрка из прохода не появился, и теперь оставалось только надеяться, что он успел забраться куда-нибудь под днище бэтэра. Иначе… о другом варианте не хотелось даже думать. Потерять двух товарищей в одном выходе – это было слишком.
Почти сразу после первого выстрела со стороны наблюдательного поста послышалась ответная стрельба. Удар во фланг, по всей видимости, застал противника врасплох. Видеть этого Данил не мог – лежал, вжимаясь в землю и слушая свистящие над головой пули – но по слуху примерно представлял, что творилось сейчас на дороге. Пулемет Родионыча бил короткими, злобными, быстрыми очередями – на таком расстоянии это означало, что стрельба велась прицельно – и ему вразнобой вторили очереди из автоматов. Секунда, две – и грохот смолк. И тогда в наступившей тишине, опомнившись, со стороны ангаров тяжело застучали крупнокалиберные.
Грохот ломающегося под пулями шифера был слышен, наверное, даже в Убежище. Данил перекатился, смещаясь влево, выглянул из-за корпуса боевой машины – и впервые своими собственными глазами, а не по рассказам полковника, увидел мощь двенадцатого калибра. На его глазах крыша превращалась буквально в дуршлаг. Пристрелочная очередь пришлась высоковато, в щепки разбив конёк, но уже следующая, с поправкой, прошла примерно по середине, прогрохотав свинцовым градом. К первому пулемету подключился второй, и сразу же вслед за ним третий. Четвертый почему-то молчал, но и этих трех домику вполне хватило. Летели во все стороны осколки кирпича печной трубы и лохмотья деревянного настила, лопался, проваливаясь внутрь крупными кусками, шифер, с грохотом упало на землю бревно карниза, треснули одна за другой перерубленные пулями две опорные балки… Крыша, перекосившись, подалась и медленно поехала на сторону. Оставшиеся целыми балки не выдержали увеличившейся нагрузки, оглушительно затрещали, подламываясь, и вся плоскость просела вниз. Вероятность остаться в живых для тех, кто сидел на чердаке, была нулевой.