– Если тонкая жердь – она быстрее сквозь тело пройдет, – мрачно пояснил пожилой боец. – А вот если толстое бревно – не приведи Господь… – по его телу прошла крупная дрожь. – Видел я раз, как человека на такое сажали. Не здесь, восточнее, за Уралом. Клин тело не рвет, не пронзает, а словно раскалывает, разрывает изнутри. Три дня прошло, прежде чем кости расселись, связки порвались и умер человек… Самая страшная казнь. Лучше уж на дыбе висеть или башку с плеч – все быстрее закончится.
Данил отчетливо услышал, как рядом с ним сглотнул и хрипло задышал Сашка.
Палачи меж тем приступили к своей жуткой процедуре. Один из них поднял кол и наметил в нужное место заостренную вершину, а двое других взяли в руки молоты. Четвертый, наклонившись, внимательно осмотрел ремни на руках и ногах жертвы, выпрямился и, помедлив немного, кивнул. Человек на козлах продолжал орать и судорожно дергаться, пытался освободиться, но все попытки его были безуспешны – ремни держали крепко.
Добрынин затаил дыхание, чувствуя, как от страшного напряжения начинает ломить затылок. Все происходящее казалось слишком уж нереальным, чтобы походить на правду… Как-то слишком просто все было, привычно, буднично – и потому похоже на разыгрываемый спектакль для устрашения, только и всего… И вместе с тем он отчетливо понимал – и кол, и козлы, и молоты, и намерения чернорясников – самые настоящие. Ему вдруг на краткое мгновение представилось, что это именно он висит там, на дьявольской установке – и мышцы пресса судорожно сжались, ожидая удар и вспышку безумной боли вслед за ним…
Один из палачей вскинул молот, примерился и с силой опустил его на торец кола. Тело человека содрогнулось, в страшном напряжении выгибаясь дугой, и от визга его, слышного особенно громко среди могильной тишины, установившейся над площадью, Данила скрутило. Он, привычный к виду крови и смерти, не смог выдержать этого звериного вопля, исторгнутого человечьим горлом. По пищеводу прокатилась горячая волна, ударила в гортань и выплеснулась наружу, скрючив тело сильнейшей судорогой. Согнувшись и извергая из себя куски недавно съеденного мяса, он краем глаза успел отметить, что рядом так же выворачивает и Сашку с Бармаглотом. Но даже и в такой момент, когда, казалось бы, тело было занято только собой, уши все же смогли уловить звук второго удара. Человек уже не визжал – ревел на пределе, надсаживая гортань, и от этого рева закладывало уши и хотелось бежать, бежать отсюда как можно дальше, на край света… Данил поднял голову, напрягаясь всем телом и загоняя спазмы внутрь, назад, в желудок, и увидел, что в судорожных попытках вырваться, освободиться, человек все-таки оборвал один из ремней и теперь с бешеной скоростью размахивал левой рукой, словно пытаясь дотянуться до земли, зацепиться и уползти прочь от своих мучителей. Сразу двое чернорясников повисло на нем, пытаясь вновь притянуть ремнями, но человек не давался. Рука его, казалось, вдруг обрела дьявольскую мощь и изворотливость, выписывала немыслимые кренделя, и ясно было, что в этих движениях человек выплескивал всю ту адскую боль, что раздирала сейчас его внутренности.