— Баронесса! — Беата совершенно растерялась. Она едва удержалась, чтобы не вскрикнуть.
Фортуната снова легла на кушетку, скрестила руки под головой и совершенно закрыла глаза.
— Ведь это иногда бывает, — сказала она и стала рассказывать: — Как-то раз — увы, очень много лет тому назад — у меня была подруга по сцене, приблизительно такого возраста, как я теперь. Она играла в провинции сентиментальных героинь. Однажды к ней пришла графиня — все равно как ее звали. Ее сын, молодой граф, влюбился в простую молодую девушку из хорошей, но довольно бедной семьи. Отец ее был чиновником, или что-то в этом роде. Молодой граф непременно хотел жениться на девице, а ему еще не было двадцати лет. Так вот графиня мать, — знаете, что эта умная женщина сделала? В один прекрасный день она явилась к моей приятельнице и стала ее уговаривать, чтобы она… Словом, она так устроила, что ее сын забыл девицу из бедной семьи в объятиях моей приятельницы.
— Вы лучше не рассказывали бы мне подобного рода анекдотов, баронесса.
— Это не анекдот — это правда. И к тому же необыкновенно поучительная. Это история того, как предупрежден был неравный брак, несчастная семейная жизнь, может быть, даже самоубийство или даже двойное самоубийство.
— Возможно, — сказала Беата, — но это совершенно не относится к делу. И, во всяком случае, я не такой человек, как эта графиня. Что касается меня, то для меня прямо нестерпимо… нестерпимо подумать…
Фортуната улыбнулась и помолчала, точно ожидая, чтобы Беата закончила фразу. Потом она спросила:
— Вашему сыну шестнадцать лет… или семнадцать?
— Семнадцать, — ответила Беата и рассердилась на себя за свой покорный ответ.
Фортуната полузакрыла глаза, точно отдаваясь какому-то внутреннему видению, и сказала, точно во сне:
— Вам придется привыкнуть к этой мысли. Если не я, так другая. И кто вам сказал, — она вдруг широко раскрыла глаза, засверкавшие зеленым светом, — что другая будет лучше меня?
— Я попросила бы вас, — ответила Беата, с трудом сдерживая себя, — я попросила бы вас предоставить мне эту заботу.
Фортуната слегка вздохнула. У нее сделался усталый вид, и она сказала:
— Что же об этом говорить. Я согласна исполнить ваше желание. Итак, вашему сыну нечего опасаться — или, вернее, не на что надеяться.
Глаза ее опять сделались большими, серыми и светлыми.
— Впрочем, — продолжала она, — вы на ложном пути с вашими подозрениями, фрау Гейнгольд. Говоря откровенно, мне до сих пор не приходило в голову, что я произвожу какое-либо впечатление на Гуго. — Она медленно тянула это имя, и оно как бы таяло у нее на языке. В то же время она смотрела Беате в лицо удивительно невинным взглядом. Беата густо покраснела и безмолвно сжала губы.