Денщик подошел к кровати и протянул Вильгельму визитную карточку.
— Ты что, дурья голова, думаешь, я филин, что могу читать в темноте? Открой окно!
Но не успел лейтенант договорить, как Йозеф уже распахнул окно и поднял грязновато-белые шторы. Офицер, приподнявшись на подушках, прочитал имя, стоявшее на карточке, затем опустил ее на одеяло, рассмотрел еще раз, пригладил свои белокурые, коротко остриженные и растрепанные после сна волосы и стал быстро соображать: «Не принять? Невозможно! К тому же для этого нет никаких оснований. И разве принять человека — значит встречаться с ним? Да и в отставку-то он вынужден был подать только из-за Долгов. Другим просто больше повезло. Но что ему от меня нужно?» Он снова обратился к денщику:
— Как он выглядит, этот господин обер… господин фон Богнер?
Денщик, грустно улыбнувшись, ответил:
— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, мундир был больше к лицу господину обер-лейтнанту.
Вильгельм помолчал секунду, затем сел на постели.
— Ну что ж, проси. И пусть господин… обер-лейтенант великодушно извинит, если я буду не совсем одет. И еще… Кто бы меня ни спрашивал, обер-лейтенант Гёхстер или лейтенант Венглер, господин капитан или кто-нибудь другой — меня дома нет, понятно?
Когда Йозеф закрыл за собой дверь, Вильгельм быстро натянул китель, причесался, подошел к окну и выглянул вниз, на еще безлюдный казарменный двор. Он увидел, как его бывший товарищ в черном, надвинутом на глаза котелке, в распахнутом желтом пальто, в коричневых, немного пыльных штиблетах понуро расхаживал там, внизу, взад и вперед, и сердце у него сжалось. Он открыл окно и хотел было помахать ему и громко поздороваться, но в это мгновенье к гостю подошел денщик, и Вильгельм заметил, каким боязливым волнением напряглось лицо его старого товарища в ожидании ответа. Но так как ответ был благоприятен, лицо Богнера прояснилось, и он вместе с денщиком скрылся в воротах под окном, которое Вильгельм тотчас же закрыл, словно предстоящий разговор требовал особых предосторожностей. И для него сразу исчез аромат весны и леса, который в этот утренний воскресный час проник даже на казарменный двор, где всю неделю его не было и в помине.
«Что бы ни случилось… — подумал Вильгельм. — А что, собственно, может случиться?.. Сегодня я непременно поеду в Баден и пообедаю там в „Вене“, если, конечно, меня, как в прошлый раз, не оставят обедать Кесснеры».
— Войдите! — Вильгельм с наигранной живостью протянул руку вошедшему. — Здравствуй, Богнер. Искренне рад тебя видеть. Почему ты не раздеваешься? Взгляни, здесь все как и раньше. Больше комната не стала. Но «в каждой маленькой лачуге для влюбленных место есть».