Но я не покончу с собою. Это мне не нужно. И в номер к господину фон Дорсдаю я тоже не пойду. И не подумаю. Не стану же я за пятьдесят тысяч раздеваться догола перед старым жуиром, чтобы спасти негодяя от суда. Нет, нет, уж если на то пошло, то при чем тут господин Дорсдай? Именно он? Если один меня увидит, то пусть меня увидят и все остальные. Да! — Великолепная мысль!.. Все они пусть увидят меня. Весь свет пусть смотрит на меня. А потом — веронал. Нет, не веронал, — с какой стати?! Потом — вилла с мраморными ступенями, и красивые юноши, и свобода, и весь широкий мир! Добрый вечер, фрейлейн Эльза, вот в таком виде вы мне нравитесь. Ха-ха! Там, внизу, они подумают, что я сошла с ума! Но я никогда еще не была так рассудительна. В первый раз в жизни я в самом деле рассудительна. Все, все пусть увидят меня! Тогда отрезан путь назад, к папе и маме, к дядьям и теткам. Когда уж я больше не фрейлейн Эльза, которую недурно было бы свести с каким-нибудь директором Виломицером, всех я тогда оставлю в дураках — подлеца Дорсдая прежде всего — и во второй раз появлюсь на свет… Иначе все напрасно: Адрес прежний Фиала, ха-ха!
Не терять больше времени, не трусить! Платье долой! Кто будет первый? Не ты ли, кузен Поль? Счастье твое, что римлянин уехал. Будешь ли ты целовать сегодня ночью эту красивую грудь? У Берты есть черная шелковая рубашка. Утонченно! Я буду еще гораздо утонченней. Роскошная жизнь. Долой чулки, — это было бы неприлично. Голая, совсем голая. Как будет мне завидовать Цисси! И другие тоже. Но они не решаются. Им ведь этого хотелось бы всем. Берите с меня пример. Я, девственница, я на это решаюсь. Как же я буду хохотать над Дорсдаем. Живо на почту. Пятьдесят тысяч. Этих денег ведь стоит представление. Красива я, красива! Гляди на меня, ночь! Горы, глядите на меня! Небо, гляди на меня, как я красива. Но вы ведь слепы. Что с вас толку? Вот те, что внизу сидят, — зрячие. Распустить ли волосы? Нет. У меня был бы вид сумасшедшей. Только бесстыжей должны вы считать меня. Только дрянью. Где телеграмма? Ради Бога, куда я дела телеграмму? Да ведь вот она, мирно лежит рядом с вероналом. «Вторично умоляю… Пятьдесят тысяч… иначе все напрасно. Адрес прежний Фиала». Да, это телеграмма. Это кусок бумаги, и на нем напечатаны слова. Подана в Вене в четыре тридцать. Нет, это не сон, это все правда. И дома они ждут пятидесяти тысяч гульденов. И господин фон Дорсдай тоже ждет. Время у нас еще есть.
Ах, как красиво прогуливаться так по комнате нагою. Вправду ли я так хороша собою, как в зеркале? Ах, подойдите же ближе, красавица. Я хочу поцеловать ваши кроваво-красные губы. Хочу прижаться грудью к вашей груди. Как жаль, что нас разделяет стекло, холодное стекло! Как бы мы с вами хорошо поладили! Неправда ли? Не нужно было бы нам никого другого. Может быть, и нет на свете других людей. Есть телеграммы, и отели, и горы, и вокзалы, и леса, но людей нет. Люди нам только снятся. Существует только доктор Фиала со своим адресом. Он всегда остается прежним.