«Меня приветствуешь в письме; тебя приветствую в ответе; вот так мы оба узнаем, что мы еще на этом свете! — начиналось послание Филиппа. — Милая Диана, ты не представляешь радость, охватившую мое сердце и мой разум, когда я прочел твои строки. Я столько писал и, наконец, Бог услышал мои молитвы и ниспослал мне твой ответ.
Ты пишешь, что дружна с сестрой Елены и что она такая же хорошая, как и сама Елена, я очень этому рад. Молю тебя об одном: остерегайся человека, которого мы прозвали „Стервятником“. Остерегайся! Скоро я буду с тобой. Мне осталось еще немного! Потерпи, любимая, и пиши мне чаще!
Твой Филипп».
Цензура, через которую проходили письма Дианы и Филиппа, не позволяла им более открыто заявлять о своих планах и опасениях. Диана писала только словами любви и только намеками сообщала о том или ином событии. Они понимали друг друга, и этого было достаточно.
Первую неделю, как и посоветовал Азиз, Филипп избегал встреч с Пестиковым. Он виделся с ним только по делам — при подписании бумаг или получении лекарств.
— Тебе тут еще долго томиться, так что поневоле станешь моим, — плотоядно говорил ему Пестиков, а у Филиппа даже от голоса этого человека волосы становились дыбом. Нет, не от страха, а от отвращения, которое внушал ему Николай, по кличке «Никки», как его здесь прозвали.
— Ну, ну, — только и отвечал Филипп и уходил.
Прошло две недели. Никки не мог не слышать о том, какая вражда существует между Азизом и Филиппом. Азиз никого не подпускал к себе и даже пригрозил Пестикову.
…Вчера Филипп получил тревожные вести от Дианы и поторопил Азиза с финальным актом спектакля, который они разыгрывали уже почти месяц. На руку было и то, что пока в тюрьме никто не знал о наклонностях нового врача. Азиз, Прокоп и Филипп тщательно это скрывали. Иначе плохо пришлось бы в первую очередь Филиппу.
— Мне надо быстрее отсюда уйти, понимаешь? — говорил он. — Твоя нога тоже нуждается в более тщательном уходе. Из-за наших якобы разногласий и Никки к тебе относится хуже! — переживал он, но тут заметил, что мимо прошмыгнул Лавр. Азиз не растерялся и со всей силы врезал… Филиппу по уху. Потом еще, еще, и начал бить его так, что со стороны казалось, будто он решил забить его насмерть.
Филипп кричал, отбивался. Тут вбежали люди, которых позвал Лавр.
— Пошел вон! — кричал на Филиппа Азиз. — Щенок! Ты не заставишь меня лечь под нож! Я лучше подохну здесь, чем буду зависеть от чьей-то милости. — На шум явился и Пестиков. Нужно было видеть его глаза! Этот взгляд, убивающий Азиза своим холодом. Он осторожно поднял почти бесчувственного с виду Филиппа и отнес к себе.