— В церковь тебя никто пока что не гонит, а заповеди мог бы и соблюдать. Чем они тебе неудобны? Какую ты стремишься нарушить?
— Хотя бы «не прелюбодействуй»!
— А ты что, дикий прелюбодей? — ехидно спросил внутренний голос, вставив словечко Мартина.
— Пока нет, — смутился Раздолбай. — Но я хочу этого, буду хотеть и не собираюсь от этого отказываться из-за какойто древней книжки.
— Если бы Диана стала твоей, а в Москве появилась бы другая доступная девушка, ты изменил бы?
— Наверное, нет.
— Почему?
— Как-то это… неправильно.
— Это и есть прелюбодеяние, и ты сам соглашаешься, что это плохо. Что тебя смущает тогда?
— Ну, я же не хочу, чтобы у меня за всю жизнь была одна женщина, даже если это Диана. Я хочу много женщин. Хочу, чтобы как в Риге у Мартина с Валерой было, чтобы как в «Ночных грезах Далласа», чтобы в «каменное лицо» играть…
— Это нарушение, да, — согласился внутренний голос.
— Вот видишь! Не хочу я эту заповедь соблюдать, и не соблюдает ее никто, иначе «Ночные грезы Далласа» никто не смотрел бы. Все эти заповеди — лицемерие. Все равно придется в жизни и с кучей женщин быть, и обманывать — мало ли что еще.
— Что значит «придется»?
— Придется, потому что без этого не прожить, и все так делают. Это и есть жизнь, а не древняя сказка с заповедями.
Нет скорее всего никакого Бога, но даже если есть — все равно это после смерти выяснится. А сейчас я сам с собой говорю и сам себе условия придумываю: «получу Диану — поверю, что Бог есть».
— В то, что у тебя с ней получится, ты сам веришь?
В груди у Раздолбая заныло, словно его собирались бить.
Сколько раз внутренний голос шептал «дано будет», и все равно обладание Дианой казалось не более вероятным, чем успешный прыжок через пятиметровую стену.
— Не верю, — честно признался он.
— Зачем тогда эта затея с шариками?
— Поставить точку. Поздравлю, приглашу куда-нибудь и все.
— Значит, ты сам думаешь, что у тебя с ней не получится, а я говорю, что она станет твоей первой девушкой. Не странно ли в разговоре с собой утверждать противоположные вещи?
— Ну, это какая-нибудь тайная надежда говорит во мне.
— Ты ведь не с тайной надеждой договаривался, что поверишь, после того как помог нищему. Я обещал тебе Диану, и ты получишь ее, даже если это кажется невероятным. Только доверься и делай, как я скажу.
Раздолбай устало выдохнул. Мысленный диалог потребовал такого напряжения, как если бы он решал сложную математическую задачу. Но если в задаче можно было получить однозначный ответ или хотя бы найти его на последних страницах учебника, то попытка постичь природу внутреннего голоса оставалась безрезультатной. Раздолбай по-прежнему не понимал — было это раздвоением собственного сознания, голосом интуиции или в самом деле гласом сверхмудрого советчика, пойманным из космоса антеннами души.